- Я ученый, специалист по анализу систем, экономических и военных, - произнес, наконец, Радюкин. - Это накладывает особый отпечаток на мировосприятие. Я оцениваю вещи и явления в комплексе. Здесь, на глубине, я вижу, зримо представляю бездну, которая расположена под нами. Миллиарды кубометров воды, миллионы тонн биомассы, десятки атмосфер давления, растущего по мере погружения. И когда я воспринимаю это все, все вместе, и крошечный корабль, то... чувствую себя... неуютно.
Егор повернулся и положил руку на лимонно-желтую стену, плавным изгибом поднимавшуюся к низкому потолку.
- Внутренний корпус, затем балластная цистерна, потом внешний корпус... - сказал он. - Несколько метров общей ширины, считанные сантиметры стали. А далее - стихия, которую мы никогда не сможем обуздать и контролировать, какие бы чудеса техники ни построили.
- Интересный взгляд на океан, - сообщил Крамневский, крепко задумавшись. - И на место в нем человека.
- Возвращаясь к вопросу - боюсь ли я моря? Нет. Но, будучи в плавании, особенно на подлодке, я временами чувствую себя немного не в своей тарелке. Это не страх, скорее почтение.
- Что же, откровенно, - сказал командир после короткой паузы. - Признаться, никогда не думал об океане в таком ключе. Для меня все то, что за бортом есть своего рода абстракция. Как для вас числа из справочников.
- Моя реакция так заметна? - спросил Радюкин.
- Нет. Но я достаточно давно хожу на глубине, чтобы замечать даже тень эмоций. Вы меня удивили - не похоже на обычный страх или клаустрофобию, да и отбор не пропустил бы. Даже с учетом того, что для научконсульта планка пониже.
- Хотели бы меня заменить? - прямо спросил Егор Владимирович.
- Нет смысла желать невозможного, - столь же прямо и почти без задержки ответил Крамневский, завинчивая крышку термоса. - Нет времени, да и целая армия квалифицированных психологов заверила, что вы вполне подходите для нашего похода. Но я хочу, чтобы вы понимали - если ваше... почтение... хоть на мгновение выйдет за рамки милого чудачества...
Илион не закончил фразу, и невысказанное повисло над столом тяжелой пеленой.
- Понимаю. Риск слишком велик, - согласился Радюкин. - "Харон" должен вернуться...
Илион снова улыбнулся, наблюдая за ученым, который, уже произнеся запретные слова, сообразил, что и кому сказал.
- Простите, - извинился Егор Владимирович, виновато разведя ладони в покаянном жесте. - Вырвалось. Мне простительно, все-таки почти, что сухопутная крыса.
- Ничего, - неожиданно сказал подводник. - Лично я не против такого названия, но пусть это останется между нами.
- А как же ... суеверия? Удача и должное название для корабля?
- Всему должна сопутствовать разумная мера, - добродушно отозвался Крамневский, озирая кают-компанию, словно прозревая сквозь стены весь "Пионер". - Я смотрю на этот вопрос с более высокой колокольни, так сказать, метафизически. Все мы сейчас плывем в одной похоронной лодке через бескрайний Стикс.
Радюкин промолчал, но всем видом изобразил вопрос.
- А еще специалист системного анализа и знаток метаэкономики, - беззлобно подколол его моряк. И продолжил, уже без юмора, с печальной задумчивостью. - Удивительно, как много людей не понимают, что наш прежний мир закончился. Его больше нет. Почти все мысленно живут в прошлом, там, где все было чисто, уютно, приспособлено для человека. Где даже отъявленные мерзавцы соблюдали какие-то правила и останавливались на невидимой черте. Сейчас, когда говорят о "победе" и желают сокрушить наших врагов, на самом деле подразумевают "вернуть все так, как было". И почти никто не думает, что "как было" - исчезло безвозвратно. Нельзя победить врага, не уподобившись ему хотя бы в малости. Нельзя победить того, кто лишен души, и сохранить собственную в чистоте. Так что... Харон уже везет нас, весь наш мир, в неизвестность. Может быть там будет не так уж скверно... Но никому не дано вернуться обратно. В точности, как и говорят мифы.
- Пессимистичный у вас взгляд на будущую жизнь... - с неопределенной интонацией произнес доктор наук.
- Может быть и так, - согласился Илион. - Что ж, беседа получилась увлекательной. Пожалуй, на том и завершим. Мне пора на мостик.
- Спасибо за чай, - поблагодарил Радюкин. - Обещаю, что с моими... чудачествами у вас забот не возникнет.
- Надеюсь.
- Мы благополучно вернемся, превозмогая множество испытаний и починяя поломки, как в кинографе. И для нас перевозчик соблаговолит сделать исключение, - с умеренным энтузиастом помечтал доктор, намеренно добавляя в речь архаизмы, чтобы его приняли всерьез. И замер на полуслове, удивленный внезапной реакцией собеседника.
Крамневский смеялся - искренне, почти в голос, утирая выступившие слезы.
- Нет, Егор Владимирович, - с трудом проговорил он, переборов приступ веселья. - Как в кинографе не получится.
Закрыв за собой дверь и поднимаясь на второй ярус командного отсека, командир проговорил про себя то, что не сказал вслух ученому: