Харшини

Он поднял глаза и увидел Мэнду, держащую в руках поднос. Она почти не изменилась за те годы, что он не видел ее. Мэнда по-прежнему была так же прекрасна, так же внимательна и так же обезоруживающе набожна в своей вере в то, что боги позаботятся обо всем. Светлые волосы она заплетала в толстую косу, поверх домотканых шаровар было одето неброское платье. Мэнда дожидалась их здесь, в Чалой долине, и когда она добровольно взяла на себя заботы о хозяйстве господ офицеров — никто не стал возражать. Мэнда относилась к женщинам, которые совершенно ненавязчиво делают себя незаменимыми. Денджон, например, был совершенно очарован ею.

— Ты не обедал, так вот я тебе принесла поесть.

— Благодарю. Просто поставь на стол. Я поем позже.

Она опустила поднос, но уходить, видимо, не собиралась. Тарджа посмотрел на нее.

— Что еще?

— Я подумала, вдруг ты хочешь поговорить.

— Как-нибудь в другой раз, Мэнда. Я занят.

— Ты постоянно занят. Не ешь. И не спишь. В чем дело?

Он безрадостно рассмеялся.

— В чем дело? Да ты посмотри, что творится вокруг!

— Тебя не это тревожит, Тарджа. Если бы дело было только в твоих людях, ты не лишился бы сна. Это из-за Мэгины.

Он успел забыть, что она тоже присутствовала при его разговоре с Сетом.

— Частично из-за нее.

— А из-за чего еще?

— Я не хочу говорить об этом, Мэнда.

— Рано или поздно тебе придется с этим разобраться, Тарджа. Ты же таешь на глазах. — Она немного помедлила, затем проговорила негромко: — Р'шейл?

Он внимательно посмотрел на нее.

— Почему ты так решила?

— Потому что ты сам ни разу не упомянул о ней.

— Что же в этом странного? Если бы ты посмотрела, то увидела бы, что у меня и без того хватает забот. А кроме того, тебе-то что? Ты вроде бы никогда ее особо не жаловала. — Он не хотел быть грубым, но она попала в больное место и на вежливость его уже не хватило.

— Сейчас не важно, как я к ней отношусь, Тарджа. Она дитя демона.

— Мне все говорят об этом.

Мэнда обошла стол кругом и встала перед ним, положив руку ему на плечо.

— Ты не хочешь поговорить об этом?

— Нет, — резко ответил он, стряхивая ее руку.

— Рано или поздно придется, Тарджа. — Видно было, что его резкость причиняет ей боль. — Ты не сможешь держать эту боль в себе. Ты уже на грани истощения. Много ли пользы будет от тебя людям, если ты не сможешь мыслить здраво?

Он подавил раздражение и попытался быть вежливым. В конце концов, Мэнда была не виновата в том, что ему плохо.

— Послушай, Мэнда, я признателен тебе за заботу, но тут и вправду не о чем говорить. Спасибо тебе за еду, я обещаю, что поем сегодня.

Он улыбнулся ей, надеясь, что его улыбка не кажется ей такой же фальшивой, как ему самому, и вернулся к карте. Тарджа внимательнейшим образом разглядывал рисунок и гадал, уберется она теперь или нет.

— Гэри сказал мне, что вы с Р'шейл были любовниками, — сообщила она после нескольких минут молчания.

Тарджа ударил ладонями по столу с такой силой, что стоявший на нем поднос жалобно зазвенел. Мэнда испуганно отшатнулась от него.

— Гэри незачем лгать, Тарджа.

— Проклятие, Мэнда, это же вовсе не ваше дело!

— Так тебя тревожит именно это?

Он сделал глубокий медленный вдох, прежде чем повернуться к ней.

— Ты не поймешь.

— А ты объясни.

Тарджа изучающе посмотрел на нее, потом пожал плечами. Все равно выставить ее отсюда было бы непросто.

— Много ли он рассказал тебе?

— Достаточно.

— Тогда каких еще объяснений тебе нужно?

— Тарджа, если ты действительно ее любишь…

— Да ведь в этом-то все и дело. Я помню, как я любил Р'шейл — будто во всем мире не было ни одной другой женщины. Но эти воспоминания… они как будто не мои. Я не чувствую этого теперь, мне даже не представить себе, что я мог чувствовать такое, но я отлично все помню — все, что было.

— Ты помнишь, когда впервые понял, что любишь ее?

— С точностью до мгновения, — ответил он без колебаний. — Это случилось на винограднике под Тестрой. Только что мне хотелось задушить ее, а вот я уже ее целую.

— А ты помнишь, когда это ощущение прекратилось?

— Я просто очнулся в фургоне, полный воспоминаний, которые сначала считал пригрезившимися мне во время болезни.

— Все это очень похоже на гисы, — задумчиво проговорила она.

— На что?

— На гисы. Иначе говоря, чары.

— Опять магия? Очень интересно! — разозлился он.

— Ты знаешь, я не знаток в этих вопросах, но это кажется единственным логичным объяснением.

— Мэнда, пожалуйста, не употребляй слова «магия» и «логика» одновременно, по крайней мере при мне.

— Но они вовсе не исключают друг друга, Тарджа.

— Извини, Мэнда, но я не разделяю твоей веры во всемогущество богов. Если ты хочешь подбодрить меня, лучше подыщи какое-нибудь другое объяснение.

— Мне кажется, ты повидал уже достаточно, чтобы поверить в их могущество, Тарджа. Твоя способность не обращать внимания на то, что ты видишь своими глазами, так же нелепа, как и твое предубеждение против моей веры в богов.

У Тарджи зародилось мрачное предчувствие, что теологическая дискуссия с Мэндой добром кончиться не может.