Харун Ар-Рашид

Но чем старше становился Амин, тем отчетливее Харун видел того заурядного человека, в которого ему предстояло превратиться. Он открылся Фадлу ал-Бармаки. «Я хочу передать наследование человеку, чье поведение будет вызывать мое одобрение, а поступки — уважение, человеку, в котором я буду уверен, что он будет править умело, чтобы никто не мог заподозрить его ни в малодушии, ни в слабости. Я хочу говорить об Абдаллахе [Мамуне]». И он добавил: «Но моя семья предпочитает ему Мухаммеда [Амина], и, если я сделаю выбор в пользу Абдаллаха, я обращу ее против себя»[60]. Именно в этом и заключалась проблема. С этого момента можно было предвидеть раздоры, которые разделили Аббасидов и саму империю, как только Харун сошел со сцены. Тогда Харун решил, что корона перейдет к Абдаллаху после Амина. Вскоре Абдаллах получил лакаб (титул) Мамуна и должность наместника Хорасана. Амин, со своей стороны, получил в управление западную часть империи. Церемония байяха имела место сначала в Ракке, а потом в Багдаде.

Однако со временем недостатки одного и достоинства другого вырисовывались все яснее. Возможно, еще важнее было то, что у каждого принца появились свои приверженцы, которые действовали не таясь. На стороне Амина стояла халифская семья, разумеется, во главе с Зубайдой. Она и сама не питала иллюзий по поводу того, какой никчемный халиф должен был получиться из ее сына, ленивого и практически равнодушного к государственным делам. Харун поставил под командование Мамуна крупные военные силы, поскольку Хорасан оставался беспокойной провинцией, и Зубайда решила, что ее сыну угрожает опасность. Однако халиф одернул ее: «Если один из них и должен бояться другого, то, скорее, Мамун твоего сына, а не наоборот». Страхи Зубайды не полностью развеялись: похоже, что в какой-то момент Харун имел намерение сделать Мамуна первым, а не вторым наследником. Наконец, он решил придать более торжественную и обязывающую форму тем распоряжениям, которые он уже успел отдать, очевидно, опасаясь, что даже они останутся мертвой буквой.

Для церемонии, призванной обеспечить будущее рода Аббасидов и его главы, «наследника Пророка», нельзя было найти более подходящего места, чем Мекка. Харун пустился в путь в декабре 802 г. в сопровождении принцев, многочисленных высших сановников и всего двора вместе с Яхьей ал-Бармаки и его сыновьями Фадлом и Джафаром. Присутствовал также и хаджиб Фадл ал-Раби. Дворцовые юристы подготовили текст, уточняющий детали наследования трона и обязанности, которые предстояло принять на себя обоим принцам. Два брата принесли Аллаху клятву, предусматривавшую все возможные кары для того, кто ее нарушит: конфискацию имущества с последующей раздачей бедным, пешее паломничество в Мекку, развод с женами, освобождение всех рабов.

По воле Харуна, совершив ритуалы, связанные с паломничеством, Мамун и Амин в присутствии всех аристократов собственными руками прикрепили одобренный ими текст к священной стене Каабы. Это событие взволновало тех, кто верил в предостережения свыше: документ оторвался от стены и соскользнул на землю, что побудило суеверных предсказывать, что он никогда не будет соблюдаться. Харун не придал этому никакого значения, и во все провинции были отправлены письма, оповещавшие о мерах, предпринятых халифом ради будущего империи. Он приказал зачитать их даже в самых отдаленных городах. Сами документы были переданы хранителям Каабы и помещены в драгоценные рамы, украшенные жемчугом, рубинами и изумрудами.

По своему значению подписанные и обнародованные таким образом документы далеко превосходили разрешение проблемы наследования халифского трона. Амин принимал на себя обязательство уважать права своего брата, но, главное, он должен был признать его сюзеренитет над Хорасаном, то есть всей восточной частью империи, от Хамадана до Трансоксианы, включая Кирман, Фарс, Сиджистан. Полномочия, предоставленные Мамуну на этих территориях, выходили за пределы прерогатив наместника и даже любого принца крови, направленного в какую-либо часть империи, чтобы укрепить там авторитет государства. В его единоличное ведение было передано все — армия, казна, подати, десятина. Собранные налоги надлежало расходовать на месте вместо того, чтобы отсылать в Багдад. Администрация, оборона и барид отныне зависели только от него. Халиф не имел права присылать ни чиновников, ни инспекторов. Он не мог больше требовать никакой дани. Его власть ограничивалась расплывчатой формулой, предусматривавшей повиновение и верность. Таким образом, еще при полном расцвете империи Аббасидов, была предвосхищен чисто духовный характер халифской власти, который в скором времени возобладал на территориях, управляемых Аглабидами, Идриссидами и Тахиридами, а затем и в остальной части империи.