Хасидские предания

послать надежного человека к оставшимся дома хасидим, чтобы

попросить их о денежной поддержке. Это поручение доверили

бывшему торговцу. Но, плывя на корабле, он внезапно заболел

и умер, и никто в Земле Израиля об этом не знал. И после смерти

торговцу стало чудиться, что он едет в коляске на Лейпцигскую

ярмарку и беседует со своим старым слугой, которого обычно

брал с собой в деловые поездки, и с возницей, который кажется

ему очень знакомым. Внезапно он почувствовал необходимость

предстать перед учителем. Это желание возрастало в нем все

больше и больше, покуда он не решил развернуться и ехать

к учителю. Когда торговец сказал об этом своим попутчикам,

они стали резко возражать: было бы глупо, говорили они, от-

казаться от заманчивой деловой поездки ради какой-то простой

прихоти! Но несмотря на все возражения, торговец настоял на

своем. Наконец, попутчики сказали ему, что он умер и что они

- ангелы зла, которым была поручена его душа. Тогда он

вызвал их в Небесный суд, и они не смели отказаться явиться

туда. Решение суда было таково: ангелы зла должны отнести

душу торговца к равви Менделю. Когда они достигли города

Тивериады и вошли в дом цадика, то один из ангелов зла

предстал перед равви в своем истинном ужасном обличье. Но

равви лишь мельком взглянул на него и сказал ангелам ждать

снаружи, покуда он не сделает все, что нужно, с душой умершего

торговца. Целую неделю трудился равви Менахем Мендель над

душой этого человека, покуда не придал ей подобающий вид.

Эту историю рассказывал своим хасидим равви Наман из

Брацлава.

ВСЕ СВЕЧИ

У хасидим, изучавших Тору в доме затворничества ("Клаусе")

равви из Любавича, зятя равви Шнеура Залмана, был обычай

зажигать во время чтения Торы свечу перед каждым, кто сидел

и читал. Но когда они заканчивали чтение и начинали рассказы-

вать друг другу предания о цадиким, то гасили все свечи, за

исключением одной. Однажды, когда они сидели при одной

свече, вошел Любавичский равви, чтобы взять какую-то книгу,

и спросил, о ком они теперь рассказывают. "О равви Менделе из

Витебска", - ответили хасидим.

"Рассказывая о нем, - сказал равви, - вам следует зажигать

все свечи, ибо, когда он произносил поучения, из его сердца

улетучивалось всякое представление о собственном "я" и нечис-

той силе было не за что ухватить его. Поэтому вы должны,

рассказывая о нем, зажигать все свечи - словно вы учите святую

Тору".

ШМЕЛКЕ ИЗ НИКОЛЬСБУРГА

АРФА ДАВИДА

Когда равви Шмелке и его брат равви Пинхас, позднее

ставший равви во Франкфурте, были в Межриче, они сняли

комнатку на чердаке, чтобы там их никто не тревожил во время

занятий. Однажды, когда на исходе субботы они поздно ночью

сидели за книгами, братья услышали странный плач, в котором

могли ясно различить мужской и женский голос. Они посмотрели

в окно и на скамейке увидели сидящих и рыдающих слугу

и служанку дома, где они остановились. Те рассказали братьям,

что уже много лет работают в этом доме, ожидая разрешения на

брак, но хозяин никак не хочет дать такого разрешения.

Братья на это сказали, что все, что необходимо, - это

соорудить навес для брачной церемонии; тогда само собой они

получат и все остальное, в том числе и разрешение хозяина дома.

Послали за певцом, который тут же собрал десять человек,

открыли Дом Молитвы и соорудили навес для брачной церемо-

нии. Свадьбу справили как полагается. Равви Шмелке постукивал

кусками дерева, а равви Пинхас - двумя подсвечниками, изда-

вавшими красивый звук. Затем на брачную церемонию пришел

маггид. За "трапезой царя Давида" он сидел с ними неподвижно,

в том состоянии души, которое часто охватывало его. Неожидан-

но он вскочил и побежал в Дом Молитвы. "Разве вы не слышите

арфу Давида?" - воскликнул он.

НОВЫЕ МЕЛОДИИ

Говорил равви Моше Тейтельбаум, ученик Ясновидца из

Люблина: "Когда равви Шмелке молился по субботам и празд-

ничным дням, а особенно на Йом-Кипур, когда он служил как

первосвященник, таинство становилось явным в музыкальном

звучании произносимых им слов, и таким образом возникали

новые мелодии, чудеснейшие из чудесных, которые ни он сам, ни

какой-либо другой человек никогда прежде не слышали; равви

Шмелке в эти минуты даже не знал о том, что он поет и на какую

именно мелодию он поет, ибо целиком прилеплялся к высшему

миру".

* * *

Один старик, певший мальчиком в хоре равви Шмелке, любил

рассказывать следующее: "У нас была привычка готовить перед

службой все необходимые ноты, чтобы не было нужды бегать за

ними после начала молитвы. Но равви не обращал никакого

внимания на ноты и постоянно выводил новые мелодии, до того

момента не слыханные. Мы, певцы, в эти минуты замолкали

и слушали его. Мы никак не могли понять, откуда к нему

являются эти мелодии".

В НИКОЛЬСБУРГЕ

Когда равви Шмелке пригласили занять место рава в Николь-

сбурге, он приготовил торжественную проповедь, которую соби-

рался прочесть перед моравскими знатоками Талмуда. По дороге

в Никольсбург он остановился в Кракове, где люди стали его

упрашивать сказать им какую-нибудь проповедь. Равви Шмелке

спросил сопровождавшего его ученика Моше Лейба, ставшего

позднее равви в Сасове: "Моше Лейб, что я скажу им?"