В ярком лунном свете Чу Ваньнин пристально вглядывался в лица этих учеников и вдруг, подняв руку, приложил кончики пальцев к шее одного из них.
Мо Жань не сводил с него глаз. Несмотря на внешнюю безмятежность, в этот момент его сердце сорвалось на бешеный бег.
Он понял, что Чу Ваньнин почувствовал, что дело нечисто, и решил проверить пульс. Конечно, его Учитель не хуже Мо Жаня знал, что осваивающие Вэйци Чжэньлун новички обычно могли взять под контроль только мертвое тело. Хотя эти две марионетки были изготовлены из живых людей, Мо Жань не был до конца уверен в совершенстве своей техники и не знал точно, убил он или нет этих юнцов, когда забивал в их сердца камни.
— …
Неизвестно, сколько времени длился этот напряженный момент, но в конце концов Чу Ваньнин опустил руку и, с досадой взмахнув рукавом, сказал:
— Идите.
Мо Жань чувствовал себя так, словно к его шее прижали острый нож и теперь, наконец, убрали… хорошо еще, что Чу Ваньнин ничего не заметил. Все-таки есть высшая справедливость, и на этот раз Небеса позволили ему прямо под носом у Чу Ваньнина украсть чужие жизни.
Дождавшись, когда ученики скроются в роще, Чу Ваньнин заглянул ему в глаза и спросил:
— Уже очень поздно. Почему ты здесь?
— Просто мимо шел, — с вызовом ответил Мо Жань. На самом деле, он не пытался спровоцировать конфликт, скорее наоборот, специально выбрал этот наглый тон, чтобы не вызвать лишних подозрений, ведь их отношения с Чу Ваньнином давно нельзя было назвать теплыми. Может быть, именно из-за его холодной непочтительности, изначально преисполненный сомнениями Чу Ваньнин неодобрительно поджал губы и так и не нашелся, что сказать.
Что до Мо Жаня, он ни минутой дольше не хотел оставаться с ним наедине, поэтому поспешно отвел глаза и пошел прочь. Но когда он собирался пройти мимо Чу Ваньнина, их плечи столкнулись, и тот внезапно произнес одну фразу, которая заставила Мо Жаня напрячься и замереть.
— Недавно кто-то прокрался в запретную секцию библиотеки.
— … — Мо Жань не обернулся, но в этот миг его глаза опасно сверкнули.
— Тебе должно быть известно, что там хранятся несколько древних книг из тех, что распределили между собой Десять Великих орденов. В них содержатся записи о запретных техниках...
Мо Жань остановился и спокойно ответил:
— Я знаю.
— На самой важной из этих книг есть явные следы того, что кто-то ее перелистывал.
— А причем тут я? — с холодной усмешкой спросил Мо Жань.
Он держался из последних сил, прекрасно понимая, что стоит сияющей золотом Тяньвэнь явить себя миру и устроить ему Небесный Допрос, как взращенный в его душе внутренний демон и все его преступные замыслы окажутся перед Чу Ваньнином как на ладони.
Тогда всем великим мечтам и амбициозным планам Мо Вэйюя сразу придет конец.
После продолжительной паузы Чу Ваньнин сказал:
— Мо Жань, до каких пор ты будешь упрямиться?
В его тихом голосе явно слышались нотки печали и удрученности.
— … — Мо Жань не ответил, но мысленно уже представил, что будет дальше.
Наверняка сейчас расплавленным золотом вспыхнет в ночи и обовьет его Тяньвэнь, и Чу Ваньнин, в полном соответствии с так лелеемым им образом благородного человека, задаст свой первый вопрос: как такая подлая тварь, как он, которую даже с безвинным животным сравнить стыдно, посмела сотворить подобную мерзость? Так или иначе, в глазах Чу Ваньнина он всегда был именно такой бездушной тварью…
— Ты что, не понимаешь, насколько это опасно?
Это прозвучало как-то совсем неправильно.
Мо Жань отстраненно обдумал эту странную фразу.
А потом в некоторой растерянности повернул голову и наконец посмотрел в освещенное ярким светом луны лицо Чу Ваньнина.
Лицо Учителя выглядело бледнее, чем обычно, за морщинкой между чуть нахмуренными бровями скрывалось явное беспокойство, ясные глаза внимательно изучали Мо Жаня, словно пытаясь прочесть его мысли, но на самом деле не видели ничего.
— Если кто-то в ордене практикует это запретное искусство, то он будет убивать людей. Ты не спишь по ночам и гуляешь один в глуши, неужто тебе жизнь не дорога?
— …
Практически сквозь зубы Чу Ваньнин приглушенно и мрачно произнес:
— После того, как ты своими глазами видел, сколько людей погибло во время битвы при Небесном Расколе, почему ты так и не научился дорожить своей жизнью? Теперь, когда ты знаешь, что запретная техника кем-то украдена, как ты можешь вести себя столь неосмотрительно?!
Мо Жань безмолвствовал. Его черные как смоль глаза безотрывно смотрели на человека напротив.
До этого на его лбу выступила испарина, и теперь, по мере того как он успокаивался, под порывами холодного ветра его разгоряченное тело начало остывать. В тот момент, когда Мо Жань окончательно расслабился, его сердце вдруг затопило странное чувство, которое он и сам не мог точно определить, а на губах расцвела едва заметная улыбка:
— Учитель…
Когда он произнес это, обращенные на него глаза Чу Ваньнина странно замерцали.
После смерти Ши Мэя Мо Жань ни разу не улыбался ему и очень редко называл Учителем.
— Так вы заботитесь обо мне? — с едва заметной улыбкой спросил Мо Жань.
— …