Хаски и его учитель белый кот. Том III

Но Мо Жань уже взял на себя инициативу и вырвался вперед, быстро оставив далеко позади не только прочих заклинателей, но и Наньгун Лю с его мандаринами.

Тяжело дыша, Мо Жань первым достиг Храма Тяньгун. Остановившись перед главными воротами, чуть отдышавшись, он поднял голову и на миг обмер, только сейчас по-настоящему осознав, насколько великолепен этот похожий на дворец небожителей храмовый комплекс. Одни только огромные ворота могли заслонить небо и затмить солнце. Над их подавляющим сводом была искусно выгравирована желтая река смерти, впадающая в безбрежное небесное море, слева — проглатывающий солнце водяной дракон, а справа — огненный феникс, выплевывающий луну. Солнце и луна, а также щели между чешуйками дракона, ярко сияли расплавленным золотом и серебром, а спускающийся до самой земли хвост феникса поражал сиянием украшавших его жемчужин и самоцветов. На балках и стропилах крыши горели наполненные китовым жиром бронзовые лампы, зачарованный свет которых не погаснет и тысячу лет. В свете множества таких светильников сияющие золотом и яшмой Небесные Врата выглядели еще более впечатляюще и нереально.

Мо Жань подумал, что огромные двери очень тяжелые, и их не открыть без использования духовной силы, однако, стоило его пальцам коснуться створки, и Врата Дракона и Феникса[216.9] безо всякого усилия тут же широко распахнулись перед ним...

И в тот момент, когда Мо Жань смог ясно рассмотреть внутренний двор и парадный павильон Тяньгуна, он замер как вкопанный, не в силах сдержать дрожь в теле.

Это... это что за странное видение?

Глава 217. Гора Цзяо. Внутри кошмара

Он шел по длинной дорожке парадного павильона храмового комплекса Тяньгун. Каждый камень под его ногами был словно покрыт наледью, в которой, будто в зеркале, отражался его силуэт.

Топ. Топ. Топ.

Каждый шаг гулким одиноким эхом отражался от стен огромного зала.

Вот только Мо Жань здесь был не один. Он шел по пустынной мощеной дорожке храма предков Духовной школы Жуфэн, которой, казалось, не будет конца, а по обе стороны от нее толпились люди: мужчины и женщины, молодые и старики, лица которых отражали самые разные эмоции.

Казалось, он в одиночестве идет по крепостной стене, разделяющей пополам огромный город: по однулевую руку от него были мертвецы из ордена Жуфэн, наподобие Сюй Шуанлиня, которых на его глазах линчевали и расчленяли, чтобы потом воскресить и снова казнить тысячей разных изуверских способов. С другой стороны от него царило необузданное веселье: люди без стеснения радовались жизни, пели и танцевали.

Он даже видел Ло Сяньсянь, которая, скорее всего, не имела ничего общего с оригинальной душой и, как и прочие ожившие трупы, была воссоздана иллюзией, похожей на ту, с которой он уже когда-то столкнулся на дне озера Цзиньчэн.

Волосы Ло Сяньсянь, сидевшей рядом с Чэнь Бохуанем, были собраны в строгий пучок замужней женщины. Эти двое улыбались и выглядели как счастливая пара молодоженов, что вышла развеяться на городском празднике. Увидел Мо Жань и улыбающуюся младшую дочь семьи Чэнь, которая сидела рядом с братом и невесткой и о чем-то весело болтала. Прильнувшая к Чэнь Бохуаню Ло Сяньсянь, услышав что-то забавное, прикрыла рот рукавом, однако приподнятые брови и смеющиеся глаза говорили больше, чем спрятанная улыбка.

Это была прекрасная сцена из грез, но по спине Мо Жаня вдруг пробежал холодок.

Он шел и шел по этому длинному коридору, где добро и зло, рай и ад были четко разделены посередине. Слева от него царили смех и улыбки, а справа — крики и стоны.

Казалось, он идет по тонкой грани между водой и огнем, светом и тенью. Стоило посмотреть налево, и перед ним возникла картина идиллии, где среди ярких цветов порхало множество бабочек, из монументальных колонн сочились и собирались в ручей струи кристально чистого вина. По берегам винной реки неспешно прогуливались люди, смеялись дети, кто-то читал книгу, кто-то пел и декламировал стихи, захмелевшие девы в похожих на облака пышных платьях томно возлежали на траве.

Стоило перевести взгляд направо, и его взору предстали раскаленные медные котлы с кипящим маслом, внутри которых извивались страдающие от невыносимой боли тела. Несмотря на то, что у многих грешников были вырваны языки, с холодным блеском в глазах, они продолжали сыпать проклятиями и рвать друг друга на части, словно дикие звери.

Среди них он заметил и бывшего настоятеля храма Убэй — того самого старого монаха, который единолично спланировал аферу с Наньгунами на собрании в Линшане. Старика окружали трое мужчин: каждый из них держал в руке маленький раскаленный добела ржавый нож для разделки мяса, которым они по очереди резали ему лицо, ноги и все что выше. Нанесенные порезы практически сразу же затягивались, и истязание продолжалось под крики старого монаха, больше похожие на нечленораздельный рев... судя по всему, ему уже вырвали язык.

Чем дальше шел Мо Жань, тем больший ужас испытывал.