Хазарская охота

Тень бил короткими очередями, не давая Виктории прорваться к машине. Пули пропороли цистерну, еще выше и жарче полыхнула разлитая нефть. Виктория бежала наперегонки с огненным потоком, но пламя настигло и окружило ее. Под зданием заправки взорвалось подземное хранилище. День почернел от ядовитого дыма. Подгоняемый огненным потоком, Глеб выбежал из лабиринта. Он видел, как спасаясь от огня, Виктория вскарабкалась на вышку из ржавого железа, на ее вершине была небольшая площадка. У подножия вышки плескалось оранжевая плазма. Силуэт Виктории исчез среди черного смерча. Автомат Тени умолк, в дыму он потерял свои живые мишени. Широкими прыжками Глеб бежал к вертолету. Лихорадочно орудуя рычагами, он поднял машину в воздух, набрал высоту и сквозь клубы черной копоти прорвался к вышке. Виктория обреченно стояла на площадке, сжимая в руках лабрис. В салоне вертолета Глеб нашел толстый корабельный канат и прочно прикрутил его к стойке сиденья. Опасаясь в дыму задеть башню, он немного снизился и забросил канат на площадку. Виктория поймала узел. Внезапно за ее спиной мелькнул сгусток дыма, и из нефтяного пекла на площадку шагнул обгорелый фантом. Это был Тень, его белоснежный костюм обгорел и окрасился в цвета ада, местами, сквозь дыры в одежде смотрели обугленные кости. Виктория взмахнула лабрисом, но последний Минотавр не мог умереть, сила его ненависти пережигала земное пламя и заговоренную сталь.

Вертолет взмыл над огненным озером, но в последнюю секунду Тень успел вцепиться в канат. Глеб рванул на себя рычаг подъема, но перегруженная машина осела над бездной. Виктория и Минотавр висели на одной пуповине над пылающей нефтяной чашей. Сквозь густой дым девушка в последний раз взглянула на Глеба. От летучего жара трещали ее рыжие волосы, и в ярких глазах закипала синева. Она достала из-за пояса лабрис и ударила по пеньковому канату.

– Виктория!!! – крикнул Глеб в раскаленный колодец.

Вертолет вздрогнул, точно по корпусу ударили кувалдой. Удар… Еще удар… Виктория остервенело рубила канат, выпуская на волю волокна непрожитых дней и нити часов, песок секунд и пыль мгновений. С легким звоном лопнули последние волокна. Вертолет подпрыгнул, освободившись от двойной тяжести. Гаснущий крик Минотавра слился с ревом пламени. Далеко внизу среди алых языков и протуберанцев проступал лабиринт. Как все древние лабиринты, он был похож на закрученный вправо крест с лопастями-коридорами. Огненное озеро завертелось и всплеснулось, и две маленькие человеческие фигурки растворились в центре вращающегося креста. И не верилось, что эти бескрылые существа, слепленные из брения и праха земного, могут яростно делить Вселенную, и до последнего вздоха верить в жизнь, без остатка сгорая в горниле Ненависти и Любви.

Эпилог

Нет выше доблести, чем положить душу за други своя. Любовь, как высшая сила, как последнее спасение и последнее пророчество на земле завершила эту охоту. Заклятие духов пустыни, иссохших демонов Гамарры и красной звезды Кион, было смыто огнем. Кости князя Рош получили все посмертные почести.

Лабрис остался лежать в перекрестии огненного лабиринта, и запертый в пекле Минотавр не смеет переступить через священное оружие.

А мы подошли к венцу этой истории. Она началась поздней осенью в горах Кавказа, там же она и завершилась, с той лишь разницей, что в горах вместо унылой старухи-осени царил ясный май. Весенние лучи и свежий ветер манили из промозглых недр Богуры на земной простор. Не в силах противостоять этому зову, Савва Колодяжный вынес на солнечный свет ларец из почерневшего дерева, обитый листовым золотом. Глеб осторожно принял из его рук сердце хазарского клада.

– Будь осторожней! – шутливо окликнул его Колодяжный. – Некогда всякий гой, прикоснувшийся к нему, был обречен на смерть. Однажды Ковчег попал к филистимлянам, нынешним палестинцам, в качестве военного трофея. Разумеется, победители заглянули под крышку Ковчега, и наказание не заставило себя долго ждать: целый народ стал жертвой морового поветрия.

– Пришла пора забыть о древних суевериях, – заметил Глеб.

– Забыть всегда успеешь, – буркнул Колодяжный.

Он снял крышку с Ковчега. Внутри в вертикальных ячейках-отделениях стояли таблички из тонкого золота. Колодяжный осторожно достал крайнюю пластину, и в глазах его заиграл охотничий огонек.

– Вот они, золотые скрижали из пещеры Тизул! Как жаль, что я не знаю древних языков!

Колодяжный со всех сторон рассматривал пластину, испещренную округлыми знаками.

– Посмотри, этот текст явно написан слева направо, в порядке обратном еврейскому письму. Гляди, первая буква похожа на скобку, и даже на русское «С» – «Слово»! А за ней, вот петелька: «Л» – «люди»! А дальше – два овала, один в другом.

Через плечо Колодяжного, Глеб всмотрелся в табличку. Всегда суховато-сдержанный, он вдруг вспыхнул внезапной догадкой:

– Это же «Слово», Савватий Николаевич! «Слово»! Только написанное вроде ребуса: «о» в «О».