Хазарская охота

Этот уверенный наглый голос взбесил Глеба: чеченцам были известны даже внутренние полковые коды. Эти тайные пароли продали заранее, как продали военные склады и сведения о передвижении войск. За все была назначена цена: за грех и за святость, за кровь и железо, и за бессмысленный героизм их, непродажных. Это не укладывалось в голове: словно, у его народа внезапно подменили Бога и вместо заветных святынь водрузили Золотого Тельца чистогана; его золотое копыто, вымазанное в крови и навозе, ступало по обгорелым трупам на площади и по еще живым бойцам. Владея секретными кодами, чеченцам ничего не стоит засечь месторасположение его группы, и, подтверждая его худшие опасения, боевики открыли шквальный огонь по окнам. В ответ остервенело заговорили «калаши» с чердака и из подвала пекарни. В дымном воздухе свистели и скрещивались алые трассеры и белые стежки пулеметов. Блиц работал аккуратно, тонкими точечными уколами, но плотность огня нарастала с каждой минутой. Стены пекарни разлетались в цементную пыль, и под ними обнаружилась деревянная опалубка, и после взрыва здание стало тихо, неторопливо выгорать изнутри.

Внезапно грохот стих, но это было дурным знаком. Должно быть, чеченцы готовились к штурму, и к пекарне полным ходом рулила то ли самоходка, то ли «трофейный» танк. Оставив вместо себя Плюшко, Глеб пошел осмотреть подземелье. Оно оказалось сухим и надежным, с множеством закоулков и коридоров. В котельной парила распоротая труба, и в ее недрах было нестерпимо жарко. Поперек коридора и впрямь лежал чеченец, припорошенный цементной крошкой. Глеб скользнул по мертвецу фонариком. Чеченец лежал ничком, широко раскинув ноги. На бритом, белом от пыли затылке темнела пулевая пробоина.

– Командир, там чечи грузовик подогнали, – окликнул Глеба Кореец.

Вдвоем они поднялись на чердак. Плюшко и Блиц молча смотрели в окно. Отсюда была видна часть шоссе и припаркованный у обочины грузовик. Бородачи в кожаных крутках, резвые и поджарые, выгружали из машины реактивные установки и ящики со снарядами. Команда уничтожения занимала позиции.

– Серьезные дяди, – заметил Блиц, – Еще минута, и из нас пух полетит.

– Будем ждать, пока прикурить дадут из гранатомета? Хреново… – хрипло сказал Плюшко.

Его позиция была самой ответственной, если начнут палить, то чердак пекарни окажется на линии огня.

– Что думаешь, командир?

Глеб промолчал. До подхода техники у них еще был шанс дождаться ночи и пробиться к окраине, теперь боевики подтянули силы и взяли объект в кольцо. Скрываться и выжидать не имело смысла.

– Плюшко – чердак! Остальные – подвал. Команда голосом! По машине – огонь!

Через минуту чердак и подвал пекарни огрызнулись раскаленными струями. Чеченцы сначала бросились врассыпную, но потом вернулись и под огнем затащили гранатомет за машину.

– Поливай их! Гаси, чтоб ни один не ушел!

Но боевики уже были неуязвимы для автоматных очередей.

Плюшко кубарем слетел в подвал.

– Сейчас пальнут! Уходить надо! – орал он. – Уходить!

Глеб обреченно оглянулся. Наверху догорала деревянная опалубка, с сухим треском осыпался цемент. Через полчаса, максимум через час подожженное здание осядет под собственной тяжестью. В чердачное окно с воем ворвался фугас. Позади Глеба обрушилась балка перекрытия, и, перегораживая выход, загудело высокое голодное пламя.

Внезапно в огне мелькнула размытая тень, и Глеб невольно вздрогнул: сквозь пламя, слегка приподняв ладони, шагнул человек.

– Кто такой? – Глеб вскинул автомат, и точно мгновенно отнялись мышцы во всем теле.

– Свои… – человек выше поднял безоружные руки, точно дирижер перед первым аккордом.

Блиц недоверчиво уставился на его камуфляж без знаков различия. Незнакомец был одет как-то слишком празднично и чисто, из-под свежего подворотничка выглядывал синий тельник. Красивое смуглое лицо было приветливо и спокойно. На груди висело аж два фотоаппарата в плотных футлярах из толстой кожи. Верно сказано: «Кому война, а кому – мать родна!» Незнакомец отбросил со лба волнистую каштановую прядь и блеснул ровными, красивыми зубами.

– Как зовут… Паспорт, удостоверение? – приступил Глеб.

– Ну ты даешь… У Ангела-хранителя тоже «корочки» спросишь?

– Так ты прямиком с небес? – уточнил Глеб.

– Скорее из преисподней, – усмехнулся незнакомец.

– Комитетчик, что ли? – догадался Кореец.

– Почти угадал. Слышу, в квадрате шум поднялся – АКМ лупит: по-русски, стало быть, заговорили.

– Наша классика – Пушкин и АКМ, – похвастал эрудицией Кореец.

– Молодец, еще шуткуешь…

– А мы даже умираем весело, слыхал, как хохочем? – огрызнулся Глеб.

Стены подпрыгнули от близкого взрыва, справа от Глеба зарычал и забился на полу раненый Блиц: осколок распахал его ногу поперек бедра. Бросившись к раненому, Глеб и Кореец пытались сдержать судороги. Плюшко сорвал с бинта упаковку, но пришелец остановил его руку.

– Куда прешь? Видишь, артерия перебита! – взвился Плюшко.

– Тихо, солдат!

Незнакомец снял черные вязаные перчатки и склонился над развороченной раной. Не касаясь, он провел рукой, как шаман, латая воздух вокруг раны, и слегка подул.