Читаем Хазарские сны полностью

В деревнях и районах тассовских лент не получали, и хуторяне, да и не только они, простодушно и впрямую связали присвоение землячку, хоть и вкупе с двумя десятками других ударников, со всех концов страны высокого геройского звания с Серёгиным приездом; мол, прибыл, поглядел, подтвердил в столице, что человек хороший (как не подтвердишь после выпитого и спетого!) и — дали!

— Ну, ты даешь! — позвонил наутро Виктор. — Приезжай почаще: у нас еще кандидаты есть. Ну, и насчет телеграмм, — не удержался, поддел, — красиво придумал. Пришлось мне сегодня сразу две отправить: от райкома и от себя лично, чтоб правда искусства совпала с правдою жизни…

Хорошо еще, что про письма не подшкильнул. Которые в Стране Советов ходят дольше, чем при царизме…

* * *

Вот этот, оглушительно дремлющий сейчас на корме человек и свел Сергея с Ворониным вторично. Сам он в эти двадцать лет рос так, как растут не в небо, а в землю. Главный зоотехник райсельхозуправления. Начальник этого же управления. Председатель райисполкома в соседнем районе. Первый секретарь райкома партии — вот тут, пожалуй, вышла передышка: друг у Сереги как бы вылез из робы, от струпьев земляных очистился — промытый, выглаженный стал, галстук завязывать научился (в городе же, в области часто ночевать приходится, жены по утрам под боком нету), оклунков-чувалов стесняться стал: в Москву наезжая, к Сереге теперь заявлялся, как отпускник, возвращающийся с югов, с фанерным дырчатым ящичком — культур-мультур, едрена вошь… Мальчишка с хутора, безотцовщина, у которого до сих пор, если разволнуется, остался нервный тик — голову воротит, как будто его взнуздывают, и губы обиженно съезжают на сторону: в детстве, видимо, доставалось по полной программе — дослужился, дорос, дотопал, как сгинувший батька до Берлина, так и он аж до заместителя председателя облисполкома, причем по серьезным вопросам: транспорт и оборонный комплекс — в Волгограде это государство в государстве. Закончил к тому времени заочно еще и финансовую академию ну и, разумеется, совпартшколу. Как же в те времена без марксизьма-ленинизьма.

Выскочки, конечно, бывают во все времена. Но такие как Виктор выскакивали — сама жизнь, как наседка, тужась, выдавливала их из своих кровоточивых недр — обдирая бока, даже не из собственных штанов, не из уготованной им на роду нужды, а из самой судьбы. На протяжении одной жизни из грязи если и не в князи, то — в люди: галстук, белоснежные рубахи, дырчатые фанерные ящички для друзей и вышестоящих начальников, крутобедрые чистенькие секретарши.

Плюньте в морду тому, кто скажет, что те времена были для избранных. Просто та жизнь выбирала, высматривала (и выбраковывала) начальников из простых, а эта — из простейших.

Те, уже в силу селекции, могли со своим народом и поговорить, и спеть (и, разумеется, выпить), а эти — исключительно с экрана телевизора.

В начале девяносто второго рубануло Виктора Ивановича под самый комель. Новые герои вышли на арену и требовали просторных кабинетов и грудастых секретарш. В пятьдесят Виктор оказался на пенсии. Ну, не совсем, чтобы на пенсии, — его просто сдвинули с зампредов в областное отделение Пенсионного фонда. Это все равно, как если бы только что вошедшую в деловую зрелость корабельную сосну пустить на спичечные фанерные ящики, в которых так хорошо солить сало. Мрачнее тучи заявился он для утверждения в Москву.

— Всю жизнь туда ссылали самых бестолковых. Хоронят заживо — в аппендиците, — только и пожаловался Сергею, который сам уже был не у дел и ничем помочь другу уже не мог.

— Соглашайся, — только и посоветовал Сергей. — А то вообще ничего не предложат.

Кто же знал, что со временем, с новыми временами именно вчерашние отстойники типа сберкасс и всяких там пенсионных нычек, всё, через что проходят деньги, станут золотыми и желанными чиновными местами: ведь даже мазут, хоть и под давлением, а все равно к трубе прилипает, не говоря уже о такой маркой субстанции, как налично-безналичные.

А может, судьба и вполне грамотно распорядилась, поставив Виктора на стариковское место, привратником старости? — клерк с другой биографией, переползавший в недрах самой пенсионной сферы к этой должности, как дождевой червяк, со ступеньки на ступеньку, постоянно брал бы под козырек, а этот нет-нет да и кочевряжится — помнит еще, откуда вышел и куда уйдет.

* * *

И вот в середине девяностых, прибыв в первопрестольную на какой-то свой очередной пенсионерский хурало-семинар, Виктор позвонил Сергею и предложил поужинать в ресторане.

— Почему в ресторане? — удивился Сергей — ни он сам, ни друг его не из тех, кто бросает деньги на ветер, — поужинаем у нас дома.

— Да нет, — замялись на том конце проволоки. — Я разыскал Воронина. Поужинаем вместе.

Это, разумеется, меняло дело. Вряд ли Воронин потащился бы к Сереге домой.

Сергей вспомнил последнюю встречу с Ворониным, их горячие обещания друг другу и, конечно же, согласился, хотя в принципе по ресторанам не ходок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза