Хазарский меч

– И это сын Ведомила, – Улав прищурился, глядя на всадника позади чура. – Младший. Помнишь его?

– Ну еще бы! – со значением сказал Кожан.

– Ах, ну да! – Улав конунг сообразил, что Гостимил был в вилькаях, в той же Медведевой стае, но вернулся в белый свет в конце той же зимы, когда Кожан только туда пришел. – Вы же с ним побратимы по лесу, хоть уже и бывшие.

Улав велел открыть ворота и направился к ним сам, чтобы встретить приехавших.

– В этот городец ни одной собаки больше не влезет, – бормотал он, пробираясь сквозь тесную толпу из людей, коней и саней. – Придется нам отправляться к Ратиславлю немедленно, нравится им это или нет!

Всадники, предшествуемые боевым чуром, поднялись по тропе и, увидев Улава, спешились перед воротами.

– Будь жив, Гостимил! – приветствовал княжича Улав. – Рад тебя видеть. Ты привел ваших ратников? Много? Это самое время – мы сегодня собирались выступать к Ратиславлю.

– Будь жив, Улав! – Гостимил слегка ему поклонился и оглянулся на своего спутника, который был Улаву незнаком. – Я ратников наших привел, да. И не их одних. Вот, этот человек…

Он еще раз оглянулся на спутника – рослого молодого мужчину сурового вида, с тремя заметными шрамами на лице. Улав был уверен, что не забыл бы его, если бы когда-нибудь видел.

– Это из ваших… русов, стало быть. С Ильмень-озера. К нам на подмогу пришли.

Улав выразительно округлил глаза. Вот чего он никак не ждал, так это подмоги откуда-то с севера!

– Будь жив, Улав конунг! – тоже по-славянски поздоровался здоровяк со шрамами. – Я – Годред сын Альмунда, человек Олава конунга из Хольмгарда. Мы с моим братом Свенельдом привели три сотни человек, чтобы воевать с хазарами. Так говоришь, выступаем прямо сейчас?

– Олава? – в изумлении повторил Улав. – Из Хольмгарда? Олав прислал войско мне в помощь?

От потрясения слегка закружилась голова. Лишь вчера они обсуждали, не стоит ли ждать беды от союза Олава и Олега – и вот один из них здесь, и с войском…

– Эта война была начата хазарами против нас, людей из Хольмгарда, – ответил Годред. – Еще весной, на берегу Итиля. И раз уж хакану неймется получить по шее еще раз, кому же в этом поучаствовать, как не нам?

Второй сын Альмунда, подошедший вместе с войском, оказался очень похож на первого: чуть ниже ростом, на пару лет моложе и без шрамов на лице, зато с горбинкой на носу от перелома. Такой же загорелый после трех лет за южным морем, с такими же высокими скулами и глубоко посаженными глазами цвета желудя. Увидев их вместе, Улав вспомнил: они виделись, когда войско Олава только шло на юг, для встречи с войском Олега. Но тогда и он, как и его жена, больше обращал внимание на Грима конунга – юного вождя княжеской крови, только что женившегося на еще более юной и столь же знатной деве. Но и сами сыновья Альмунда за три года сильно изменились и теперь не потерялись бы даже рядом с Сигурдом Убийцей Дракона. Оба выглядели людьми бывалыми, отважными и толковыми; Улав мельком подумал, что даже будь они сыновьями самого Олава, нельзя было бы желать лучшего. И безотчетно потрепал по затылку собственного сына – тот, хоть и не вошел еще в возраст, тоже не разочаровал отца.

Кожан на этих двоих смотрел с изумлением, едва не разинув рот. За немногие дни он столько выслушал и передумал о той битве на Итиле и ее последствиях, уже свершившихся и только ожидаемых, что она стала казаться не менее великой и значительной, чем битва при Бровеллире, где Харальд Боевой Зуб в возрасте ста пятидесяти лет насмерть бился с богами и валькириями. А эти двое, Годред и Свенельд, сражались на Итиле с лучшими воинами хакана… Не верилось, что эта битва состоялась не сто лет назад, а прошло менее года.

Однако менее чем за год та битва от низовий Итиля докатилась сюда, на верхний Днепр. И, глядя в эти суровые, загорелые лица, Кожан вдруг ощутил очень маленьким тот мир, который привык считать немыслимо огромным.

– Не предупреждал нас никто ни тролля! – рассказывали братья, когда Улав стал расспрашивать их о битве. Наконец-то перед ним были люди, которые знали о ней не понаслышке. – Набросились из степи, когда мы уже восвояси собирались. Если бы кто весть послал, мы бы ждали, у нас не было бы трех сотен убитых и втрое больше раненых за один день!

Постепенно Улаву стал ясен весь ход событий.

– Так вы, стало быть, намеревались этой зимой сами напасть на владения хакана? – спросил он, пытаясь сообразить, не этими ли намерениями вызван набег с востока.

– Не желай мы этого, заслужили бы звание трусов! – ответил ему Годред. – Нас презирали бы женщины и даже куры, если бы мы сидели ровно и не пытались отмстить за гибель Грима конунга и наших людей, которых рубили безоружными у нас на глазах.

– А у хазар думают, что вас, людей из Хольмгарда, уже нет в живых.

– Ну, теперь пусть думают, что мы явились за своей местью с того света.

– Откуда тебе известно, что там у них думают? – спросил Свенельд.

– У меня есть пленный. Похоже, вам будет любопытно его повидать.

И Улав конунг велел еще раз доставить Хастена в обчину, где он сидел с сыновьями Альмунда и Гостимилом.