Хазарский меч

Заволод и Хастен успели пообщаться не так долго, но поссорились не раз. Каждый из них был честолюбив и непокладист, и при всякой встрече они сразу ощетинивались друг на друга, как два злых ежа.

– Он мне зять, – угрюмо напомнил Ярдар.

Он не скучал по Хастену, однако со дня той неудачной битвы чувствовал стыд и неловкость, как будто в полон попала часть его самого. Любви к Хастену в нем не было никогда, но они знали друг друга, сколько себя помнили, вместе были наследниками старых тархановских вождей, хранителями их памяти.

– А ты – мне! – Заволод усмехнулся. – Без родни не останешься, не круши себя.

– Но смоляне на носу, а у нас одним воеводой меньше!

– Безлет вместо него пойдет, он у вас мужик толковый. А твой зять сам виноват. Нет бы поглядеть, что в лесу, а потом бежать. Сам и попал, как кур в ощип.

– Но кто же мог знать? Стрелы были костяные, видели каких-то мальцов…

– А оказался Улав смолянский! – Заволод махнул рукой.

Они уже двадцать раз обсуждали тот несчастный день. Ярдар подумывал в глубине души, что Заволод, обвиняя Хастена, пытается снять вину с себя: Хастен-то вел часть ратников с Оки, но и сам Заволод был при обозе, мог бы его остановить. Однако сам ушел с санями, вот и молодец. С того дня стало ясно: Улав смолянский уже знает о них, собрал свою рать и явился, значит, кончаются легкие победы над испуганными весняками. Чтобы пройти дальше, придется выдержать брань великую. Вернувшись в Ратиславль, Заволод велел всем рассеянным по округе дружинам, в основном конным, собираться к войску и готовиться выступить заедино.

– А может, бабка и не виновата, – продолжал Заволод. – Может, смоляне Хастена уже того, – он нарисовал в воздухе петлю вокруг своей шеи, – подвесили на дубу кряковитом за шеюшку его белую. Вот и менять некого.

– Да ну тебя! – Ярдар содрогнулся.

Хоть он и не любил своего зятя, воображать того повешенным было почти так же мало приятно, как себя самого.

– А мы бы могли тогда и сами… – намекнул Заволод. – Своих богов без подношения не оставить.

– Нет! – угрюмо отрезал Ярдар. – Мы же не знаем. Может, Улав его сам привезет и обмен предложит. А если узнает, что менять не на кого, повесит его у нас на глазах, и мы будем виноваты.

– Уж я мне на глаза что попало вешать не дам!

– Азар где? – спросил Ярдар, оставляя прежнюю беседу.

– К лошадям пошел. Хочет затемно выйти.

Про дружину люторичей с Дона, которых давно ожидали, и про другие хазарские дружины, обещанные Азаром, Ярдар не стал спрашивать. Если бы они подошли вчера вечером или ночью, это было бы чудо, как в сказании. Но даже если они подойдут сегодня, будет, пожалуй, поздно. Посланные в разгон[60] на запад малые дружины обнаружили смолянское войско менее чем в полупереходе от Ратиславля. Гонец с этой вестью пришел уже в полночь – оттого-то Ярдару и не спалось. Надо думать, Улав нарочно остановился на таком расстоянии, чтобы заночевать, а потом дойти до Ратиславля около полудня, а не на ночь глядя. Сегодня он будет здесь, сегодня же состоится битва. Если они – Азар, Ярдар и Заволод – разобьют Улава, им будет открыта дорога на верховья Угры, на Днепр, на сам Сюрнес и все селения смолянских кривичей. Но легкой победа не будет. Разведчики доносили, что войско при Улаве как-то уж очень велико – человек с тысячу, не меньше, чем у них, «хазар». Так они себя называли, хотя настоящих природных хазар с ними было мало: к сотне Азара присоединился Тумак-паттар с такой же примерно дружиной. Это было гораздо меньше, чем Ярдар ожидал.

– С твоих слов я понял, что хакан-бек пришлет настоящее войско! – не удержался он от упрека, когда зимой Азар-тархан вновь прибыл в Тархан-городец, но не привел с собой многотысячной тяжеловооруженной конницы.

– Настоящее войско с тысячами коней в этом убогом краю не прокормить! – надменно ответил Азар. – И не взять добычи, пригодной для того, чтобы вознаградить всех беков, тарханов, огланов и паттаров! Или ты хочешь, чтобы они покинули свои дома и зимой тащились на сорок переходов, чтобы потом уйти с пустыми руками?

– Там можно взять челядь, меха, мед! – раздраженно ответил Ярдар.

С трудом он смирялся с мыслью, что вместо того чтобы присоединиться с могучей хазарской силе, со всеми ее бубнами, светильниками и благословением загадочного единого Бога, ему придется самому стать главной силой хакана на западном краю его земель.

– Меха и мед мы возьмем сами и ни с кем не будем делиться, – продолжал Азар-тархан. – А челядь пусть остается на месте и платит нам дань. Кроме тех, кто вздумает нам противиться – тех мы уничтожим. Еще придут люторичи. Я взял слово с Уймана, он соберет ратников и догонит нас. Этого куда как хватит – за глаза и за уши. Эти русы, радимичи, смоляне – что за войско они смогут выставить? Они же все рохли, наберут двух дедов да полтора отрока с дубинами. Стоит им увидеть нас, хазар, во всей нашей силе – они от страха в мышиную нору забьются.

– Ну и где же люторичи? Я думал, они придут с тобой.

– Уйман собирает ратников. Он быстр, как черепаха, и отважен, как улитка, я не мог ждать его до осени!