Хазарский словарь

- Если бы дверь была на засове, как бы ты добрался до этих кувшинов? - спросил он. Константин разбил один кувшин, черепок за черепком перенес сквозь решетку в келью и собрал по кусочкам, склеив его собственной слюной и глиной с пола под своими ногами.

То же самое они сделали и со славянским языком - разбили его на куски, перенесли их через решетку кириллицы в свои уста и склеили осколки собственной слюной и греческой глиной под своими ногами...

В тот же год к византийскому императору Михаилу III прибыло посольство от хазарского кагана, который просил направить к нему из Царьграда человека, способного объяснить основы христианского учения. Император обратился за советом к Фотию, которого звал "хазарским лицом". Этот шаг был двусмысленным, однако Фотий к просьбе отнесся серьезно и порекомендовал своего подопечного и ученика Константина Философа, который, как и его брат Мефодий, отправился со своей второй дипломатической миссией, названной хазарской.

СЕВАСТ НИКОН (XVII век) - существует предание, что одно время под этим именем на Балканах, на берегу Моравы в Овчарском ущелье, жил Сатана. Он был необыкновенно мирным, всех людей окликал их собственным именем и зарабатывал себе на жизнь в монастыре Николья, где был старшим писарем. Где бы он ни сел, после него оставался отпечаток двух лиц, а вместо хвоста у него был нос. Он утверждал, что в прошлой жизни был дьяволом в еврейском аду и служил Велиалу и Гаваре, хоронил взрослых на чердаках синагог, и однажды осенью, когда птичий помет был ядовитым и прожигал листья и траву, на которые попадал, Севаст нанял человека, чтобы тот его убил. Таким способом он мог перешагнуть из еврейского в христианский ад и затем в новой жизни служить Сатане.

По другим слухам, он и не умирал, а дал однажды собаке лизнуть немного своей крови, вошел в могилу какого-то турка, схватил его за уши, содрал с него кожу и натянул ее на себя. Поэтому из его прекрасных турецких глаз выглядывали козьи глаза...

Одевался он богато, и ему прекрасно удавалась церковная настенная живопись, а этот дар, как говорит предание, дал ему архангел Гавриил. В церквах Овчарского ущелья на его фресках остались записи, которые, если читать их в определенной последовательности от фрески к фреске, от монастыря до монастыря, содержат послание. И его можно складывать до тех пор, пока будут существовать эти фрески. Это послание Никон составил для себя самого, когда через триста лет он опять вернется из смерти в мир живых, потому что демоны, как он говорил, не помнят ничего из предыдущей жизни и должны позаботиться о себе загодя. Первое время, только начав заниматься живописью, он и не был особо удачливым художником. Работал он левой рукой, фрески его были красивыми, но их невозможно было запомнить, они как бы исчезали со стен, как только на них переставали смотреть. Как-то утром Севаст в отчаянии сидел перед своими красками. Вдруг он почувствовал, как новая, другая тишина вплыла в его молчание и разбила его. Рядом молчал еще кто-то, но молчал не на его языке. Тогда Никон начал молить архангела Гавриила, чтобы тот удостоил его милости красок...

В августе 1670 года, накануне Дня семи святых эфесских мучеников, когда кончается запрет есть оленину, Никон Севаст сказал:

- Один из верных путей в истинное будущее (а есть ведь и ложное будущее) - это идти в том направлении, в котором растет твой страх.

И отправился на охоту. С ним был и один монах, Теоктист Никольски, который ему в монастыре помогал переписывать книги. Эта охота вошла в историю, вероятно, благодаря записям Теоктиста...

Тут явился Никону архангел Гавриил в облике оленя, иными словами, обращенный в душу Никона Севаста. А говоря еще точнее: архангел принеся душу Никону в подарок. Таким образом, Никон в тот день охотился и поймал собственную душу и заговорил с ней.

- Глубока твоя глубина и велика твоя слава, помоги мне восхвалять тебя в красках! - вскричал Севаст, обращаясь к архангелу, или к оленю, или к собственной душе, короче к тому, что там было. - Я хочу нарисовать ночь между субботой и воскресеньем, а на ней твою самую прекрасную икону, чтобы на тебя молились и в других местах, не видя ее! Тогда архангел Гавриил сказал:

- Пробидев поташта се озлобити...- и монах понял, что архангел говорит, пропуская существительные. Потому что существительное - для Бога, а глаголы для человека. На это иконописец ответил:

- Как же мне работать правой, когда я левша? - Но оленя уже не было перед ним, и монах тогда спросил Никона: - Что это было? А тот совершенно спокойно ответил:

- Ничего особенного, это все временное, я здесь просто на пути в Царьград... А потом добавил:

- Человека сдвинешь с места, где он лежал, а там черви, букашки, прозрачные, как драгоценности, плесень...

И радость охватила его всего, как болезнь, он переложил свою кисть из левой руки в правую и начал писать. Краски потекли из него, как молоко, и он едва успевал их класть...