Хазары

Однако ни ссылка, ни отсутствие носа и даже языка не помешали Юстиниану продолжить политическую борьбу. Более того, по сообщению Никифора, он «отваживался открыто и часто выступать с речами, чтобы снова овладеть царством». Никифор не видел в этом особого противоречия. Однако жители Херсона, «усматривая в этом отношении для себя опасность, задумали его умертвить или в оковах отправить к Апсимару»^{224} (Апсимар, он же Тиверий III, был новым императором, который уже сместил злополучного Леонтия; тот успел процарствовать всего лишь три года и разделил судьбу своего предшественника: лишился носа и был отправлен в ссылку). Юстиниан узнал о замыслах херсонитов, бежал из города и обратился за помощью к хазарскому кагану Ибузиру Глявану^{225}.

С этого момента начинается новый виток византийско-хазарских отношений, в конце концов приведший нескольких потомков хазарских каганов на константинопольский трон. Каган проявил редкостное сочувствие к свергнутому императору, не смутившись ни постигшим его изгнанием, ни отсутствием носа и языка. Никифор пишет: «Хаган уступил просьбе, принял его с честью и, подружившись с ним, отдал ему в жены свою сестру Феодору. Юстиниан, с его согласия, прибыл в Фанагорию, и жил там вместе с ней».

Узнав об этом, Апсимар обратился к хазарскому кагану с просьбой «прислать Юстиниана живого или его голову», обещая ему за это «много денег и подарков»…^{226}

Деньги и подарки эти (или, во всяком случае, аванс) были, вероятно, переданы кагану, и возможные их следы до сих пор обнаруживаются археологами в донских степях: в нескольких погребениях хазарского времени были найдены золотые солиды, выпущенные Леонтием и Апсимаром-Тиверием. Монеты эти являются большой редкостью, поскольку оба они правили недолго, а свергнувший очередного узурпатора преемник, естественно, выводил деньги с изображением соперника из обращения, заменяя новыми, с собственным портретом. Но монеты, попавшие в степь, изъятию не подлежали. Кочевники редко или вообще не использовали золотые деньги по назначению, то есть для покупок. Обычно это было нечто вроде семейного сокровища, которое хранили как реликвию и могли положить в могилу тому, кто их получил. А зарабатывали их не обычным трудом — очень часто золотые монеты вручались за особые заслуги и в честь каких-либо значимых поводов, как сегодня — медали (недаром к монете иногда приделывали петельку или пробивали в ней дырочку, чтобы носить на одежде). Каган, получивший деньги от византийского императора, мог раздать их ближайшим соратникам, и монеты последовали за ними в могилу. Среднее время, которое проходит между вручением монеты ее постоянному хозяину и его смертью, вряд ли может превышать 20 лет. Таким образом, золотые солиды Леонтия и Тиверия III, найденные в курганах, не только подтверждают сообщения Никифора и Феофана о награде, которую обещали за голову Юстиниана, но и позволяют довольно точно определить дату хазарских курганов, в которых эти солиды найдены^{227}.

Трудно сказать, прельстился ли каган подарками или понял, что зашел слишком далеко и что сердить всесильного соседа все же не следует. Он послал к зятю людей «будто бы для его охраны, под предлогом, чтобы он не стал жертвой заговора своих единоплеменников, в действительности же чтобы он был под охраной и не убежал бы». В то же время каган приказал двум своим боспорским чиновникам: наместнику кагана и архонту Боспора — убить Юстиниана. Но хазарка Феодора, несмотря на то что муж ее, казалось бы, не располагал к нежным чувствам, оказалась верной женой. Кто-то из слуг донес ей о замысле брата, и она все рассказала мужу.

Юстиниан лично задушил архонта и наместника, отослал Феодору к кагану, а сам морем отправился в окрестности Херсона. Здесь он собрал небольшую группу своих сторонников и приплыл в устье Дуная. «Оттуда послал из числа бывших с ним некоего Стефана к Тервелю, тогдашнему государю тамошних болгар, призывая его оказать ему содействие для обратного получения императорского престола, обещаясь дать ему многочисленные дары и свою дочь в жены. Тот охотно на все согласился, принял Юстиниана с великим почетом и, вооружив весь подвластный ему народ, вместе с ним направился к столице»^{228}.

Смена власти, если верить Никифору, снова произошла с удивительной легкостью. Под стенами Константинополя низвергнутый император в течение трех дней требовал у жителей города, чтобы они приняли его обратно. «Они же, гнусно понося его, отсылали его. Тогда Юстиниан ночью вошел вместе с немногими сопровождающими его в город через водопровод и оттуда захватил город»^{229}. Но титул императора не спас его от прозвища, которое теперь прочно приклеилось к его имени: Юстиниан Ринотмет (Носоотрезанный).