Читаем Хазары полностью

Весьма заметным этническим компонентом в лесостепной зоне были также остатки населения, занимавшего эти земли раньше алан. Это были создатели так называемой «пеньковской культуры», которые в основной массе были славянами. Они хоронили своих мертвых по обряду трупосожжения в урнах (горшках), рядом с которыми ставили сосуды с различной пищей и питьем.

Кроме того, к аланскому населению примерно во второй половине IX в. присоединилась большая группа явно кочевого населения. Как и славяне, они сжигали мертвых и погребали прах в урнах или просто в продолговатых ямах. Рядом с погребениями на могильниках находили ямки-«тайники» с оружием, остатками серебряных воинских поясов и конской сбруи.

Среди женских украшений нередко попадались вещи, близкие и даже идентичные украшениям угорских племен Приуралья. Это обстоятельство дает нам некоторое основание считать погребения, обнаруженные в Подонье, угорскими. Это тем более вероятно, что для многих угорских племен Приуралья и Сибири типичнейшим погребальным обрядом были трупосожжения.

Второй вариант салтово-маяцкой культуры (болгарский) локализуется в степной зоне Подонья. Для него также характерны большие открытые селища, расположенные вдоль рек. Городищ там немного, внешне они напоминают обычные поселения, только укрепленные рвами и земляными валами. Помимо таких селищ, являющихся остатками земледельческих поселков, на берегах некрупных притоков Донца и Дона археологами были открыты остатки кочевых стойбищ. Таких стойбищ нет только в нижнем течении Дона, поскольку там располагались исключительно земледельческие поселения. Большое количество разнообразной тарной посуды на этих поселениях (пифосов, амфор, кувшинов), находка виноградарного ножа на одном из них и виноградных зернышек в слое Саркела, наконец, тот факт, что и сейчас здесь находится один из крупнейших виноградарных регионов в СССР, говорит о том, что поселки VIII–IX вв. носили не просто земледельческий, но и специфически виноградарный характер.

В этой зоне нижнедонских особо плодородных земель находились развалины двух хазарских крепостей-городков: Саркела и Семикаракорского городища, а также великолепная белокаменная крепость, известная в археологической литературе под названием Правобережного Цимлянского городища. Расположено оно на одном из высоких мысов правого берега Дона (теперь Цимлянского моря). От основного массива берега мыс был отсечен глубоким рвом. Стены этой крепости выстроены без фундамента, прямо на слегка выровненной поверхности. Система кладки — два щита, выложенные из прекрасно обтесанных блоков без раствора, и щебневая забутовка между ними. Ширина степ около 4 м. На углах, в середине длины каждой стены, у ворот стояли выходившие за внешнюю линию степ башни. Стены укрепляли мыс по периметру и, помимо того, делили внутреннее пространство крепости на три неравные части. Меньшая из них (привратная) была свободна от построек, остальные — сплошь застроены юртами.

Близкое по типу к Правобережному Маяцкое городище находится в 700 км выше по течению Дона. Оно расположено уже в лесостепной зоне, на территории первого варианта культуры. В плане оно почти квадратное, небольшое. Стены сложены также из тесаных блоков и в той же системе, только толщина стен достигает 6–7 м. На блоках Маяцкого городища археологи находят большое количество изображений коней, оленей, всадников, прориси букв и тамг, напоминающих орхонские письмена{28}.

Точно такие же блоки и та же система кладки (двухщитковая) использовалась мастерами, работавшими на строительстве городов Дунайской Болгарии.

Погребения, типичные для второго варианта, совершались в неглубоких ямах, стенки которых нередко обкладывались досками. Доски же перекрывали могилу примерно на середине ее глубины. Погребения в ямах одиночные, только изредка попадаются могилы с двойным захоронением, причем всегда кости ранее умершего сдвинуты в сторону. В целом обряд предельно прост — покойники уложены на спине, ориентированы головой на запад или на север. Набор сопровождающего погребального инвентаря очень скромен — это один-два сосуда с питьем и остатки мясной пищи для умершего в виде костей овцы, свиньи или коровы. Изредка в могилы помещали недорогое оружие (топорик, нож, кинжал) или украшения (бронзовые браслеты, серьги, перстеньки), а рядом с погребениями воинов сооружали могилы с захоронениями коней. Помимо обычных прямоугольных погребальных ям, в могильниках нередко встречаются круглые в плане могилы. В них ориентировка покойников очень неустойчива, положение их зависело от пола: мужчин хоронили вытянуто на спине, женщин скорчено на боку. В круглых могилах нередко погребались животные: лошади, овцы, собаки.

При исследовании ямных погребений большое значение имеют антропологические определения черепов, которые в безынвентарных могилах являются единственным признаком этнической принадлежности покойников. Все черепа из ямных могильников относятся к европеоидным, но в отличие от катакомбных долихокранных черепов они брахикранны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное