Хэда (др. изд.)

А потом на гауптвахту
Все мы и попали, –

продолжает запевала.

Все мы и попали...

Пение становилось залихватским.

У самого трапа со счастливейшей улыбкой сидит, поджав под себя ноги, старик Ичиро. Он в темном халате. Около него чашечки и бочка сакэ.

– Всех угощаю! Иди! Иди! – кричал Ичиро. Он сам подвыпил. Чувство радости не покидает его, хотя вот-вот может смениться огорчением. Они уходят! – Иди! Сюда! – Лицо старика морщилось от умиления. Он угощает от всего сердца, бочку купил на собственные заработанные деньги и желает лично отблагодарить.

В море отплыва-аем,
Эй, эй, ух-ха-ха...
В море отплываем.

– Всех угощаю! – кричал Ичиро.

...И мусмешек оставляем,
Эй, эй, ух-ха-ха.
Мусмешек оставляем...
...Прощай, хэдская гора,
Нам в поход идти пора...

– А ты? – с пьяным злом тихо сказал старик плотник подошедшему к нему начальнику полиции Танака.

Метеке сам изрядно выпил сегодня. Он очень зол на Путятина. Куда он спрятал монаха? Сколько японцев увезет – пока еще неизвестно. А высшее начальство еще и угождает ему! Не задерживает Путятина! А он уходит... Явно! Неужели японцы стали предателями?

– Зачем вы все браните полицию? – с обидой спросил Танака. – Разве полиция не нужна?

– Нужна! – согласился Ичиро. – Очень уважаем...

– Зачем же издеваться? Мы исполняем государственное дело.

– Мы любим полицию. Если бы не полиция, то разбойники могли бы убить мою жену, сжечь мой дом, грабить безнаказанно! Нарушать порядок. Тюрьма – тоже хорошо!

– Зачем же они будут тебя грабить? – с подозрением спросил Танака. – У тебя же ничего нет...

Ичиро хотел сказать, что если бы полицейские были богами, то хорошо. Еще бы лучше! А вы назначены для пользы, но всегда все перепутаете. Вас развелось слишком много, и вы потому стали опасны, получается не полиция, а сами разбойники.

Ичиро этого не сказал и не мог подобрать слов, он молча подумал все это, выразительно глядя в лицо метеке, и спросил:

– Понял?

– Да, понял... Правда! – согласился метеке, так как не мог сказать по должности, что не понял, он все понимал, все знал!

– Ну и глупо! – молвил плотник.

Метеке ощерился пьяно, не находя слов.

– Меня теперь нельзя наказывать. Я – рыцарь!

– Какой же ты рыцарь? Из категории «пешая нога». Это смешно – такого урода называть «быстрая нога». Пешие буси очень мелкие, самый низкий разряд.

– У меня теперь есть фамилия... Только если вы сможете выхлопотать, чтобы мне приказали самому себя резать. А голову мне рубить уже нельзя.

– Нет, можно!

– Но этого не бывает! Только что возвели и наградили – и сразу чтобы убить...

– А зачем ты здесь, около иностранного трапа? Знаешь, что тебе может быть за это?

– Пусти, а то я тебя... Отойди...

– Не смеешь!

– Не могу ответить.

– Почему?

– Кто знает, тот молчит. Все несчастья изо рта...

– О-о!

На пристань подошел еще один отряд из лагеря. Вскоре всем позволили разойтись и смешаться с уходившими товарищами. Сначала слышался общий негромкий говор. Потом в многолюдном кружке грянули веселую:

Из-под дубу, из-под вязу,
Из-под вязова коренья,
Ах, калина,
Ах, малина...

Песня перебивала песню:

...Никого я не спросила,
Кроме сердца своего,
Увидала – полюбила
И умру, любя его...

...Буйный ветер зашумел,
Белый парус забелел,
Ну, прощай, моряк, прощай
И, как звали, поминай...

– Ты что сделал? – спросил Танака.

– Я слепой. Я не видел, кто стоит на трапе.

– А-а! Ясно! Ты слепой?

– Да.

– А корабль видишь? – спрашивал Танака.

– Да. Корабль вижу.

...Эх, д-на морях нужней всего-о
Д-нам буты-ылки и с-стаканы.
Р-ранят ли из нас кого,
Эх! Вино залечит раны!

– Мы с тобой потом поговорим.

– Спасибо большое.

– А откуда ты знаешь картину, как разбойники распяли старуху на дереве?

– Это Укиё-э, Укиё-э, наши художники с дороги Токайдо, – ответил плотник. – Всем известно, они нас воспитывают.

– Очень ошибочное направление!

– Но я теперь слепой и дорогу к тебе не найду. Лучше сам приходи ко мне в мою сакайя. Поговорим об искусстве. А пока не мешай мне, уйди с дороги, а то я сослепу могу... ошибиться.

Танака не уходит. Ему даже очень удобно тут стоять, как будто ссорится с плотником, тем временем наблюдать. Он, Танака, очень зол на Путятина за кражу монаха. Теперь, наверно, увезут Точибана. А надо бы поймать! Шестьдесят два полицейских приготовлены и ходят тут под видом крестьян.

Путятин с Можайским, Елкиным, Семеновым и Пещуровым, с Ябадоо, чиновниками и переводчиками зашли перед отвалом в домик Хэйбея. Позвали молодого Сабуро из соседнего дома «У Горы».

– Вызван по моей рекомендации, – заявил ему Ябадоо, – как лучший рыбак! Знающий моря!