Хедлайнеры

После распада “Наутилуса” и выхода “Введения в Наутилусоведение” Кормильцев исчез из моего поля зрения. Он не подходил к домашнему телефону, не появлялся на концертах, не ездил меняться пластинками, не давал интервью. Похоже, он стал затворником и маргиналом. Я думал, что Илья уехал в Екатеринбург, Лондон, Питер или Прагу.

Через несколько месяцев я случайно узнал, что Илья забаррикадировался в своей московской квартире и экспериментирует с электронной музыкой. Компанию Кормильцеву составил его бывший коллега по “Наутилусу” Олег Сакмаров. В тот момент он оказался за бортом “Аквариума” – аккурат после того, как Гребенщиков разогнал всю группу и начал записывать “Лилит”. Похоже, уходя в свободное плавание, Бутусов и БГ мыслили прямо-таки синхронно…

Сакмаров переехал в Москву, где безвылазно сидел дома у Кормильцева, с утра до вечера занимаясь созданием новой музыки. Их совместный проект назывался “Чужие”. Еще в 95–96 годахИлья мечтал сделать необычный электронный альбом – даже придумал название: “Музыка для поколения бритых лобков”. Но в одиночку ему эту затею было не потянуть. Теперь эту идею реализовывали двое.

Кормильцев отвечал за тексты, компьютерные технологии, сэмплы, пытался читать рэп и играть на гитаре. Остальная музыкальная фактура легла на плечи Сакмарова. Идеология проекта “Чужие” была общая.

Предчувствуя, что намечается что-то интересное, я приехал в домашнюю студию Кормильцева вместе с дизайнером и фотохудожником Сашей Коротичем – к слову, автором обложек альбомов “Пятнадцать” и “Титаник”.

“Незваные гости хуже татарина”, – глубокомысленно заметил выходец из древней Казани Олег Сакмаров. Я догадался, что нам обрадовались. Мы прошли в логово затворников и осмотрелись по сторонам. Вся квартира была усеяна проводами, инструментами и компьютерами, а два взрослых дядьки энергично ползали на карачках по полу и старательно что-то записывали.

Усадив нас в холодные кресла, они включили несколько треков. Первое впечатление – какой-то необычный гибрид Chemical Brothers с ORB и Prodigy. Плюс радикальные тексты на русском языке. У меня было твердое ощущение, что эти люди опережают время настолько, что это выглядело просто вызывающе. Стиль, на который Гребенщиков замахнулся лишь спустя восемь лет на альбоме “Беспечный русский бродяга”, Кормильцев с Сакмаровым начали разрабатывать еще в 97–98 годах.

…Весь вечер затворники с Нахимовского проспекта говорили исключительно о новом проекте. Было очевидно, что их колбасит. Колбасит от ощущения создания “другой реальности”. Показательно, что в их речи слова “Аквариум” и “Наутилус” не звучали как социальное табу. Правда, на перегородке в кухне, которую музыканты называли “стеной ненависти”, висел большой портрет Гребенщикова, превращенный ими в мишень.

Я сильно удивился подобному экстремизму, но этой деликатной темы решил не касаться. В тот момент будущее моих приятелей меня интересовало в гораздо большей степени, чем их прошлое или настоящее. Наслушавшись новой электронной музыки, мы решили поужинать и поговорить “за жизнь”.

Александр Кушнир: Самое приятное в истории с проектом “Чужие” – то, что Кормильцев с Сакмаровым вполне сознательно разрушают сложившиеся о себе в течение многих лет стереотипы. Расскажите, как ваша электронная эпопея рождалась и эволюционировала…

Илья Кормильцев: Все очень просто. К определенному моменту мы поняли, что нас не тащит от того, что мы делаем. И что если нас и дальше будет не тащить, то нас самих скоро оттащат.

Олег Сакмаров: Что мы можем заболеть.

И. К.: Что мы можем заболеть, и нас оттащат. А поскольку мы люди пожилые, мы поняли, что единственный способ продлить нашу жизнь – это стать моложе. Это была главная идея, которая за этим лежала. Мы поняли, что сделали в жизни лишь десять процентов того, что могли сделать. И вот эти девяносто процентов, которые мы не сделали, это и есть наша кажущаяся старость. Мы решили, что пора разрушать мифологему…

Я человек антиромантических убеждений, и для меня главным было разрушить идеи интуитивизма и харизмы, которые определяют лицо нашего рок-н-ролла. У нас с Сакмаровым постоянно происходят большие культурологические дискуссии. Я всегда говорил, что мой любимый поэт – Иоганн Вольфганг Гёте, который прожил очень долгую жизнь, очень успешную, будучи премьер-министром небольшого, но государства. И при этом он никогда не позволял себе впасть в состояние мобильного телефона – потому что писал о том, что видел. О том, что пережил… Он все это обобщал в мудрость. Для меня это всегда очень важно.

Человек должен девяносто лет прожить так, как будто ему все время восемнадцать. И это не ложь. Не способ грим себе сделать, подтяжки и прочее. Это должна быть душа. Душа должна быть молодой, потому что душа человека бессмертна. Если только ее не отдавать на растерзание телу, деньгам и прочей хуйне. Душа всегда должна быть восемнадцатилетней. Я подумал, ну нам по сорок лет… А тем, кто сейчас ходит на дискотеки, на рэйвы, читает Пелевина, – им сейчас восемнадцать лет. Ну и что?