Хегальдины

— А ну тихо! — прикрикивает она, сжимая пальцы в кулачки, а затем переводит взгляд на Гремори, улыбается и кивает.

Боевая девочка, думает он, с таким характером и с таким взглядом ее крылья должны быть уже больше крыльев архонта.

— Все уселись? Хорошо. Значит, сказка про маленькую девочку, которая жила в бедной семье хегальдин. Она была единственной дочерью и уже с раннего детства помогала родителям по работе, но несмотря на все лишения ее крылья росли с каждым днем.

Гремори не читал сказку из книги, только делал вид, а сам рассказ придумывал на ходу. Наверное, первой в его жизни удачный экспромт, если судить по внимательным взглядам детей, чье воображение сейчас растирает услышанные слова в порошок и вырисовывает из него целую историю.

— … вот тогда она впервые выступила против устоявшегося порядка, когда младенца с глазами черными как сажа, бросили под солнце, чтобы оно высушило их. Перед всеми хегальдинами. Вот тогда она расправила крылья, чтобы оттенить младенца от солнца, и этим же жестом, она поставила себя против всех порядков и законов. Выступивший на нее солдат по приказу сразу же свалился от попавшего стального шара, который вылетел из ее руки так быстро, как бьет молния. И также быстро она вернула его обратно в руку с помощью цепи.

— Ух ты! Это как цепное копье, но только для девочек?

— Можно сказать и так, — улыбается Гремори тому мальчишке, который получил подзатыльник.

— А откуда она его взяла? Как научилась владеть им? — спокойно спрашивает Лилит.

— Она… ну… Подглядывала за тренировками солдат, а потом повторяла их движения. А сделал ей его… кузнец. Да, местный кузнец. За мешок муки. Выковал цепь и шар. Так вот. После того, когда солдат упал от ее удара никто не осмеливался подойти к ней, и тогда она подобрала ребенка и улетела с ним. А после этого, всегда появлялась в нужный момент, что спасти очередного ребенка от казни.

— А куда она их уносила?

— В специальное убежище, которая она построила.

— А дети ее не съели? Они же шейдимы!

— Нет, все они выросли нормальными детьми.

— Вон как. А мой папа говорит, что все шейдимы — демоны проклятые.

— Тогда забудь сказку и больше не проси рассказывать, — равнодушно отвечает Гремори.

Дети начинают расходиться, остается только Лилит. Она подходит и спрашивает тихим голосом:

— А как звали ту девочку, которая решила заступиться?

— Я еще не придумал, но ты можешь назвать ее так, как захочешь сама.

Лилит улыбается, а затем опускает взгляд и уходит домой не прощаясь.

Гремори так и проводит остаток дня под дубом, читая сказки, которые он знает почти наизусть. Рядом проползает гусеница, медленно, лениво. Наверное, также сейчас ползет время. Гремори тяжело вздыхает, смотрит в серое небо сквозь кривые ветви; затем встает и начинает привычную уже ему круговую прогулку. Тракт по-прежнему пуст, если не считать скучающих стражников и редких телег с мешками муки или овощами.

Ближе к вечеру серость в небе разрывается, а из трещин начинают просачиваться лучи уходящего солнца. Гремори захлопывает книгу; зевая, протирает глаза, а затем уходит домой.

Проходит еще несколько дней, в которые тучи над головой не желают рассеиваться, а обложной холодный дождь заставляет стучать зубами от холода. Постоянное безделье становится причиной тяжелого сна, и Гремори покупает бутылку разбавленного вина. Выпивая стакан на ночь, он позволяет алкоголю быстрее переваривать мысли и уснуть.

В какой-то промежуток из растянувшегося времени заглядывает Гирид.

— Сказали это, что можешь даже не умолять. Тебя выгнали с работы к такой-то матери, — говорит он, облокотившись на подоконник.

— Плевать. Я уже все решил для себя. Можешь ответить, что все начальники могут идти далеко и глубоко. В задницу. В такую где побольше дерьма.

— Значит, ты того?.. Хочешь уйти за стену?

— Ага.

— Вот ведь как. Ну, тогда, значит, давай напоследок?.. Того. — Гирид подмигивает, а после озирается по сторонам. Наверное, хочет удостовериться, что поблизости нет жены, которая может прочесть по губам Гира, если тот говорит о выпивке. — Я угощаю, все как положено. — Он раскрывает ладони в обезоруживающем жесте.

— Нет, я завязал.

— Когда?

— Только что.

В ответ Гирид лишь сжимает губы и молча удаляется.

Вот так легко, думает Гремори, пропадают друзья. Ритуал нарушен, а вместе с ним и вся связь. Всего несколько слов, но после их озвучивания вырастает огромный барьер, которого, казалось, никогда не должно было быть.

Всю следующую неделю Гремори проводит под дубом, в котором уже изучена почти каждая деталь. Время же продолжает ползти, подобно увиденной ранее гусенице. Медленно и лениво толкая будущее вперед, оставляя за собой след из прошлого. Так можно сойти с ума, думает Гремори. Его памяти часто касаются воспоминания, что связаны с Ситри, но в ответ он воображает огромных черных солдат с тяжелыми щитами, которые блокируют любые натиски из прошлого в разум. Ведь итогом может стать лишь бессильная ярость, выхода для которой все равно не найдется. Затем последует либо внешняя агрессия, либо самоуничижение. Ничего из этого не принесет удовлетворения.