Хейнский цикл

— Вы имеете в виду Фейкса?

— Нет. Эстравена.

После недолгого молчания незнакомец продолжил:

— Эстравен — предатель. Вы его помните?

Гнев сменил робость, и он начал играть со мной в шиф-гретор. Если бы и я принял игру, мне следовало сказать что-нибудь вроде: «Не уверен, расскажите мне о нем», но я не хотел играть и уже привык к вулканическому темпераменту кархидцев. Я осуждающе встретил его гнев и сказал:

— Конечно, помню.

— Но вы вспоминаете о нем не с дружбой.

Темные глаза гостя смотрели прямо и проницательно.

— Скорее с благодарностью и разочарованием. Он послал вас ко мне?

— Нет.

Я ожидал объяснений.

Он сказал:

— Простите, я вижу, что осуждение опередило меня.

— Я не знаю, кто вы и чего хотите.

Я не отказался от разговора, я просто хотел разъяснений.

— Вы должны до продолжения разговора признать за мной право на разумную осторожность. Эстравена изгнали за то, что он поддерживал мою миссию здесь.

— Вы считаете себя перед ним в долгу за это?

— В некотором смысле. Однако моя миссия важнее всякого личного долга и верности.

— В таком случае,— с яростной уверенностью заявил незнакомец,— это аморальная миссия.

Заявление меня остановило, я долго не мог найти ответ, затем, наконец, сказал:

— Это не так. Недостаток не в миссии, а в исполнителе. Но, пожалуйста, скажите мне, что вы хотите от меня.

— У меня с собой деньги, то, что я сумел собрать после крушения карьеры моего друга. Слыша, что вы собираетесь отправиться в Оргорейн, я решил попросить вас отвезти ему эти деньги. Возможно, это бесполезно, может быть, он в Мишноре или на одной из этих проклятых ферм, или мертв. Я не смог ничего узнать. У меня нет друзей на Оргорейие, а здесь я никого не смею просить. Я думал, что вы над политикой, что вы можете свободно уезжать и приезжать. Я не думал, конечно, что у вас есть своя политика. Прошу прощения за свою глупость.

— Что ж, я возьму для него деньги. Но если он мертв или я не найду его, кому я должен их вернуть?

Он посмотрел на меня. Лицо его изменилось, он едва сдержал рыдание. Большинство кархидцев легко плачут, не стесняясь слез, как и смеха. Он сказал:

— Спасибо. Меня зовут Форен, я живу в крепости Оргии.

— Вы из клана Эстравена?

— Нет. Форен рем ир Осбот. Я был его кеммерингом.

У Эстравена не было кеммеринга, когда я знал его, но этот незнакомец не вызывал у меня подозрений. Возможно, он был чьим-то орудием, но сам выглядел искренним. Он только что преподал мне урок: в шифгретор можно играть на уровне этики, и опытный игрок обязательно выиграет. Он загнал меня в угол в два хода. Деньги были у него с собой: солидная сумма в кредитных билетах королевской кархидской торговли. Ничто не дает возможности заподозрить меня, но ничто не помешает мне и истратить их.

— Если вы найдете его...

— Именно?

— Нет. Только если бы я узнал...

— Если я найду его, постараюсь сообщить вам.

— Спасибо,— сказал он.

Он протянул мне обе руки — жест дружбы, который не часто увидишь в Кархиде.

— Желаю успеха вашей миссии, мистер Ай. Он, Эстравен, верил в это, он верил, что вы посеете добро.

Ничто в мире не существовало для этого человека, кроме Эстравена. Он принадлежал к тем, кто осужден на единственную любовь.

Я снова спросил его:

— Я могу что-нибудь передать ему от вас?

— Скажите, что дети здоровы.

Он поколебался, затем добавил:

— Иусут, неважно.

Он вышел.

Два дня спустя я вышел из Эрхенранга.

На этот раз я пошел пешком по северо-западной дороге. Разрешение посетить Орюрейн пришло гораздо быстрее, чем я мог надеяться, судя по деятельности чиновников в посольстве. Они, по-видимому, сами этого не ожидали. Когда я явился за документами, они общались со мной с каким-то ядовитым уважением, как будто для меня были нарушены правила и порядки.

Поскольку в Кархиде нет определенных правил отъезда из страны, я сразу выступил в путь. За лето я узнал, как принято ходить по Кархиду пешком. Дороги и гостиницы приспособлены не только для движения на грузовиках, но и пешком, и в любой гостинице можно рассчитывать на нерушимый кодекс гостеприимства.

Жители любого района, фермеры и лорды, дадут путнику приют и еду на три дня.

Этот срок определен неписаным кодексом гостеприимства, но практически можно жить гораздо дольше, и самое хорошее, что вас встречают без суеты  и расспросов, как будто  ожидали.

Я неторопливо шел между Сессом и Зем, изредка по утрам работал и на домейнах, и на фермах, где все жители были заняты уборкой урожаи. Золотое зерно должно быть убрано до наступления осени. Эта недели ходьбы вся была золотая и плодоносная, а по вечерам перед сном я выходил из фермерских домов или освещенных залов и очагов, шел по сухой стерне в поле и смотрел на звезды, горящие как далекие города в ветре иной осенней тьме.