Хейсар

… Я смотрю в усыпанное звездами небо, но вижу сестру и маму, лежащих на погребальном костре. В душе — боль и пустота: я, как ни стараюсь, не могу вспомнить, как они выглядели живыми…

Взгляд в пламя погребального костра — и у меня останавливается сердце: на лице Ларки, вокруг которой танцуют алые языки пламени, вдруг появляется грустная улыбка! Нет, она смотрит не на меня, а в небо. Но чувствует мой взгляд и словно говорит: «Я рада тому, что ты — рядом…»

Вижу ямочку, появившуюся на щеке, прыгаю вперед, хватаю сестренку за руку и отшатываюсь: это не ямочка, а рана, сквозь которую видны сломанные зубы!

…Пламя — вокруг меня: оно ластится к моим ногам, змейкой скользит по спине и животу, ласково прикасается к лицу. И тихо, на грани слышимости, шепчет что‑то о покое, который ждет меня в Посмертии.

Слушаю — и не слышу, так как смотрю на уже тлеющий сарафан и не верю своим глазам: алые искорки срываются не с ткани, а с истерзанного лона и бедер, на которых все еще видна засохшая кровь!

Прокусываю губу, чтобы удержать рвущийся наружу крик. Подхватываю Ларку на руки, чтобы унести и обмыть ее тело перед тем, как его поглотит погребальный костер, еще раз смотрю в такое любимое лицо — и холодею от ужаса: родинка на подбородке, обернувшись капелькой крови, срывается с места, перетекает под правый глаз и врастает в кожу. А через мгновение исчезает шрам на левой брови!

— Нет… — доносится до меня чей‑то хриплый голос.

— Нет! — повторяю за ним я. И, поняв, что именно я вижу, кричу во весь голос: — Не — е-ет!!!

Словно в насмешку, пламя взвивается ввысь, обжигает мне щеки, и я, упав на колени, вжимаюсь лицом в холодный как лед живот своей Половинки…

— Кром, проснись! Пожалуйста!! Тебе снится кошмар!!! — Голос Мэй, донесшийся ниоткуда, заставил меня открыть глаза.

— Я тут! В се хорошо! Слышишь?

— Слышу… — с трудом сдерживая бьющую меня дрожь, хрипло выдохнул я, приподнялся на локте и первый раз за много — много лет изобразил отвращающий знак.

Увидев движение моей руки, Мэй почему‑то побледнела, потом прилегла рядом, прижалась к руке и горячечно зашептала на ухо:

— Чем думать о том, что тебе снилось, думай обо мне, слышишь?!

Я слышал. Чувствовал жар ее дыхания, тепло ладошки, касающейся моего лица, но видел перед собой лишь мертвое тело. И тихо сходил с ума от отчаяния, понимая, что, по сути, прозрел скорое будущее.

— Кро — о-ом? Тебе холодно, потому что ты замерз или из‑за того, что увидел там, в своем кошмаре? — внезапно спросила она.

«Я в кошмаре почти всю свою жизнь… — горько подумал я. — И ты — в нем же. С тех пор, как Боги привели меня в Атерн…»

— Кро — о-ом? Тебе холодно?!

Заставить себя произнести хоть слово я почему‑то не смог, поэтому закрыл глаза и кивнул.

Жар, обжигающий руку, куда‑то исчез.

«Комната большая. Пока прогреется — я замерзну насмерть…» — отрешенно подумал я и почему‑то вспомнил, как когда‑то, уходя из храма, искренне верил в то, что хочу только одного: пройти свой Путь и воссоединиться с родными. Будущее казалось ясным и понятным. Тогда. А теперь — теперь я понимал, что жажду совсем другого: быть рядом с Мэй. Как можно дольше…

…Чиркнуло кресало… Громыхнуло упавшее полено… Что‑то недовольно пробурчала Мэй… Потом меня затрясло так, что я на некоторое время перестал слышать что‑либо, кроме стука собственных зубов. И пришел в себя только тогда, когда почувствовал прикосновение к плечу:

— Пей!!!

Открыл глаза, выпростал из‑под одеяла левую руку, взялся за обжигающе — горячую кружку с бульоном, сделал глоток — и благодарно посмотрел на Мэй: пока я замерзал, она успела сбегать на кухню!

— Ну как, теперь теплее? — с надеждой спросила она.

Я кивнул.

Видимо, не очень уверенно, так как Мэй нахмурилась, закусила губу и… юркнув ко мне под одеяло, прижалась грудью к моему боку:

— Грейся! Я — теплая…

Глава 34 — Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя

Третий день первой десятины второго травника.

— А — а-адин… Здорово! Дэ — э-эва — а-а… Замечательно! Тэ — э-эри — и-и! Очень хорошо! — брат Айрин, придерживающий Ансельма под левый локоть, не закрывал рот ни на мгновение. — Теперь немножечко отдохнем и сделаем четвертый! Итак, собираемся с силами, поднимаем правую ногу и делаем че — е-етвертый!

В любое другое время глава Ордена Вседержителя, скорее всего, отнесся бы к причитаниям лекаря философски: пытается успокоить? Ну и пусть пытается! Но слабость, все усиливающееся головокружение и боль в плохо заживающей ключице бесили так, что буквально через десяток ударов сердца после начала «прогулки» он остановился, холодно посмотрел на брата Айрина и рявкнул. Чуть ли не на всю Обитель:

— Заткнись!!!

Лекарь как язык проглотил: молча склонился в поясном поклоне, отчего Ансельм, враз лишившийся поддержки, чуть было не упал навзничь, так же молча выпрямился и услужливо заулыбался — мол, идите с той скоростью, с какой вам нравится.