Хельмут Ньютон. Автобиография

Через два месяца сезон сбора урожая закончился, и нам сказали, чтобы мы возвращались в Мельбурн. К тому времени мы скопили немного денег – достаточно для билета на поезд. Нас напутствовали следующими словами: «Теперь вы можете пойти добровольцами в армию. Если вы не сделаете этого, то знайте, вас быстренько вернут обратно в лагерь». С самого начала, с аукциона «рабов» на консервном заводе в Шеппартоне, этот дамоклов меч висел над нами. Нам говорили: «Если не будете хорошо работать, мы вернем вас в лагерь для интернированных». Разумеется, мы пуще всего боялись такого исхода и ни за что не хотели возвращаться туда. Не знаю, был ли у нас другой выбор – уверен, что-нибудь нашлось бы, – но для меня и моих друзей армия казалась гораздо привлекательней, так что мы сели на поезд и поехали в Мельбурн. Нам велели по прибытии явиться на Флемингтонский ипподром, где находился призывной пункт.

Глава пятая АРМИЯ, 1942–1946

Я сошел с поезда на станции Флиндерс-стрит – австралийцы уверяли меня, что это самая оживленная железнодорожная станция в мире – и вышел на главную дорогу.

Я шел по улице, а нежданные слезы ручьем струились по щекам. Слава богу, эта депрессия продолжалась недолго. Мы с друзьями явились на Флемингтонский ипподром и доложили о прибытии. К счастью, призыв в армию шел размеренно и неторопливо, в подлинно австралийском духе. Каждое утро мы должны были приходить для переклички на ипподром, превращенный в плац, где нам сообщали, что мы можем быть свободны до вечера. Австралийцы не вполне представляли, что с нами делать. Они знали, что нас нужно как-то использовать, поскольку страна нуждалась в рабочей силе, но еще точно не решили, с чего начинать.

В конце концов нас призвали в армию и выделили места для отдыха на Флемингтонском ипподроме. Обстановка была чрезвычайно примитивной, но определенно более комфортной, чем в амбаре под Шеппартоном. Многие из наших друзей целыми днями пропадали в городе. У меня появилось несколько знакомых австралийцев из числа призывников, которые были ревностными любителями лыжного спорта. Они брали с собой подружек и отправлялись в горы в окрестностях Виктории, чтобы покататься на лыжах. Их никогда не искали. Им хватало времени вернуться на ипподром к началу переклички. Когда называли их имена, они просто говорили: «Здесь, сэр», и больше их ни о чем не спрашивали.

Я держался вместе с Вэлли и другим моим близким другом Филипом Кремсом из Вены. В довоенное время Кремс был подающим большие надежды молодым офицером бронетанковых войск. Когда выяснилось, что он на четверть или наполовину еврей, его вышвырнули из армии и заставили эмигрировать. Мы познакомились в Сингапуре, стали друзьями в Tatura, и дружба продолжилась в Мельбурне.

Вскоре после призыва нас разместили в большом военном лагере Кемп-Пелл в пригороде Мельбурна, в пяти минутах езды на трамвае от центра города. Здесь мы наконец смогли вовсю гулять с местными девушками, и в отличие от Шеппартона никто не мешал этому.

Жизнь была очень простой. Одна подружка сменяла другую. Я познакомился с замечательной девушкой по имени Мэри Фланаган, ирландской католичкой с огненно-рыжими волосами. Один ее брат работал на пивоварне в Ричмонде, другой – на сигаретной фабрике Carreras. Разумеется, в те дни пиво и сигареты жестко рационировались, их было трудно достать, но Мэри щедро снабжала меня ими. У нее было еще одно замечательное свойство. Она никогда не хотела в кино, гулять или посидеть в кафе. Она хотела только одного: пойти в нашу комнату и заняться любовью.

Единственная трудность заключалась в том, что она, как истинное дитя народа, была совершенно безграмотна. Ее английский, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Она любила болтать в постели и говорила «тябе» вместо «тебе», «чо такое» вместо «что» и так далее. Я просил ее: «Пожалуйста, Мэри, не разговаривай, пока мы трахаемся, мне больше нравится молчать». Разумеется, мне нравится, когда люди разговаривают друг с другом в постели, но юный чванливый Хельмут не выносил ее простонародных выражений. Каждый раз, когда она говорила «чо», я становился импотентом.

Множество беженцев прибывало со всей Европы. Среди них была очень миловидная польская графиня и ее муж, по-видимому настоящий толстосум, потому что они поселились в старом викторианском особняке на Сент-Килда-роуд, в живописном, фешенебельном квартале Мельбурна.

Она часто развлекалась с парнями из армии, а ее мужа почти никогда не видели. Мы устраивали безумные вечеринки в доме графини. Помню всякие экзотические истории о том, как они с мужем бежали из Польши и эмигрировали в Австралию. Я закрутил с ней бурный роман и вскоре обнаружил, что являюсь лишь одним из многих в нашей армейской компании. Мы с Филом и некоторыми другими ребятами, которые были ее любовниками, обменивались интимными подробностями и веселились от души, сравнивая наши впечатления. Не забывайте, что мы были молодыми жеребцами, которых так и распирало от собственной удали.