Хельмут Ньютон. Автобиография

Теперь уже никто не погонял меня и не поучал, как нужно работать. Я точно знал, какие фотографии собираюсь делать, а работодатели знали, что если меня хорошо попросить, то можно получить очень эротичные снимки. Мне больше не предлагали снимать «Миссис Эксетер».

Алекс Либерман послал в итальянское отделение Vogue предупредительную записку главному редактору, чтобы он остерегался эротического содержания моих работ. Главным редактором английского Vogue тогда была Беатрис Миллер. Она называла меня «изворотливым Ньютоном», потому что ее друзья, просматривавшие журнал, то и дело спрашивали: «Как ты можешь публиковать подобные снимки? Это же непристойно!» Я умудрялся помещать свои фотографии всюду, где мог. По сегодняшним меркам все они были вполне безобидными, но тогда многие не принимались.

Я также работал для журнала Queen, поистине революционного издания. Владельцем журнала был Джослин Стивенс, а главным художником – Вилли Лэнделс, который стал одним из моих лучших друзей. Редактором отдела мод, с которой я много сотрудничал, была леди Клэр Рэндлшэм, моя старая знакомая по работе в Vogue во время первого приезда в Лондон; теперь мы с ней тоже подружились.

Моя работа стала пользоваться определенной известностью в деловых кругах, что доказывает важность репутации, приобретенной в редакциях модных журналов. Вы можете делать превосходные рекламные фотографии, но если на них не стоит ваше имя, кто об этом узнает? Кому будет до вас дело? У рекламы того времени не было престижа и влияния, присущего редакционной работе. Одной из замечательных особенностей французского Vogue было то, что, несмотря на очень низкую оплату (150–200 франков за полосу), нам предоставляли полную свободу действий. 1960–1970-е годы были самыми творческими для модной фотографии. Нам не требовалось много денег, чтобы с воодушевлением заниматься своей работой.

Летом 1964 года Courreges представил коллекцию, которая произвела фурор. Я работал с Клэр Рэндлшэм над коллекциями высокой моды для журнала Queen. Как проницательная журналистка, Клэр решила игнорировать все остальные дома моды и сосредоточиться только на Courreges. Это был огромный шанс и настоящая сенсация.

Разумеется, существовало понимание по вопросу о том, что я не буду раскрывать подробности своей работы для Vogue сотрудникам другого журнала, и наоборот. Когда вышли журналы со статьями о коллекциях высокой моды этого сезона, Франсуаза де Ланглейд, главный редактор французского Vogue, вызвала меня в свой кабинет. Она была в ярости, в настоящем бешенстве. Когда я вошел, Франсуаза швырнула на стол журнал Queen и спросила: «Хельмут, что это значит?» Я ответил: «Вы знаете, я не заключал контракта с вами, хотя и работаю для Vogue». – «Но вы должны были сообщить мне, что собираетесь делать! – сказала она. – Вы должны были поставить меня в известность!» – «Ничего подобного, – ответил я. – Я не обсуждаю свою работу для вас и французского Vogue с кем-либо еще и не собираюсь раскрывать вам идеи, разработанные в редакциях других журналов». Последовала бурная ссора. В итоге я оказался на улице и на два года нашел убежище в журнале Elle, где подружился с замечательным редактором раздела моды Клодом Брюйе.

Два года спустя, когда Франсуаза де Ланглейд уехала в Нью-Йорк, главным редактором стала Франсин Крисент, пригласившая меня вернуться во французский Vogue. Меня не нужно было долго убеждать, и с того момента до начала 1980-х годов я работал в этом журнале.

Шестидесятые годы были золотым временем для фотографов. Это был очень насыщенный период, с массой творческих возможностей, да и расценки начали повышаться.

Я заложил наш дом в Австралии и приобрел квартиру в одном из старейших парижских районов Марэ. Это была удивительно романтичная историческая часть Парижа, населенная пьяницами, клошарами и проститутками. Наши французские друзья считали, что мы сошли с ума, решив купить квартиру в таком месте, но мы любили его. (Кстати, вскоре после нашего переезда парижские власти повысили статус этого района, и он стал модным.)

В 1963 году, когда мать Джун впервые приехала из Австралии навестить нас, квартира еще даже не была меблирована. Наши друзья спали на полу на матрасах. Мод прибыла в Ле-Бурже, мы забрали ее из аэропорта. Мы въехали в нашу часть города, она смотрела на узкие, мрачные улочки и здания, которые казались нам очень живописными, и старалась скрыть потрясение. «Это здесь ты живешь, Джуни? – спросила она. – Это здесь ты живешь, Хельми? Ахх!» Можно было догадаться, что она не хотела говорить: «Боже мой, что за ужасное место! Как им пришло в голову?»

...

C Джун в нашей парижской квартире в квартале Марэ, 1965 г.

Мы жили и работали в этой квартире на рю Обрио в течение четырнадцати лет, до сооружения Центра Помпиду, когда дорожное движение на рю Риволи стало невозможным и жители Марэ превратились в пленников. Единственным выходом оставалось метро; это было еще до строительства дорожных тоннелей.