Хельмут Ньютон. Автобиография

Я попал в клинику в понедельник вечером, почти закончив свои сорок пять страниц. Врачи работали очень быстро и были необыкновенно внимательны. Один молодой врач, который первым осмотрел меня, когда ко мне вернулись речь и силы, сказал: «Мы собираемся сделать спинномозговую пункцию». Я помнил, как Джун, которая разбиралась в анатомии (меня всегда поражало, что она знает, где у человека находятся все внутренности, в то время как я не имею ни малейшего представления об этом), сказала: «Самое болезненное – это спинномозговая пункция». Поэтому я воскликнул: «Господи боже, но это будет страшно мучительно!» Врач сказал: «Нет, если знать, как это нужно делать». Он перевернул меня на живот и, не успел я глазом моргнуть, взял пункцию. Я практически ничего не почувствовал: боль была гораздо слабее, чем на приеме у дантиста. После этого он сказал: «Ну вот, нужно лишь точно знать, в какое место вводить иглу».

Главный врач пришел ко мне посреди ночи и сказал: «Я собираюсь позвонить вашей жене, она должна немедленно приехать в Нью-Йорк». Разумеется, в то время я не имел представления, что находился в «критическом состоянии». Лишь гораздо позднее я узнал, что в следующие три дня решалось, буду я жить или умру. Врачи опасались, что из моего жутко увеличенного сердца вылетит еще один кровяной сгусток, который точно убьет меня.

Мне объяснили, что, если кончики пальцев начнут неметь или я почувствую что-нибудь неладное, нужно немедленно звонить в звонок рядом с кроватью. Я всю ночь трогал кончики пальцев. Доктор узнал номер нашего телефона в Париже, позвонил и сказал: «Миссис Ньютон, вы должны немедленно прилететь в Нью-Йорк, чтобы быть рядом с мужем». Я попросил его передать мне трубку и сказал: «Привет, дорогая! Мне стало гораздо лучше. Думаю, тебе не нужно приезжать, и в любом случае у тебя нет американской визы». Я знал, что Джун ничего не смыслит в таких вещах, как визы, продление загранпаспортов и так далее. Она прилетит в Нью-Йорк, и ее не выпустят из аэропорта. Но врач выхватил у меня трубку и сказал: «Миссис Ньютон, я абсолютно уверен, что вы должны сесть на следующий самолет до Нью-Йорка и быть рядом с мужем». Еще он сообщил Джун, что я перенес очень тяжелый инсульт.

...

В нью-йоркской клинике Леннокс-Хилл после инсульта, 1971 г.

Впоследствии Джун сказала мне, что она позвонила Сьюзен Трейн из офиса американского Vogue в Париже и Сьюзен подняла всех на ноги, чтобы достать ей визу за выходные дни. Благодаря ее усилиям консульство открыли утром в субботу, а вечером того же дня Джун уже села в самолет. Она прилетела в воскресенье утром и сразу же отправилась ко мне. Когда наступил вечер, Джун поехала в мой номер в отеле Blackstone на другом конце города. Ей каждый день приходилось ездить туда и обратно на автобусе.

Когда она не появлялась в моей палате в часы для посещения, я закатывал сцены и спрашивал, «где ее черти носят» и «чем она занимается». Кажется, она подружилась с женщиной, которая тоже посещала своего мужа в клинике, и они вместе пили кофе или ходили по магазинам.

Я очень эгоистичный человек. В любой ситуации я прежде всего думаю о себе. Когда Джун приехала из Парижа, врач привел ее в палату и сказал мне: «Вот ваше сокровище». – «Ха! – сказал я. – Это я сам мое сокровище!» – и указал на себя. Это все было абсолютно искренне, и Джун не забыла тот эпизод.

Сотрудники журнала были чрезвычайно внимательны ко мне. Грейс Мирабелла, главный редактор американского Vogue, приезжала в клинику, где я, упиваясь эгоизмом, сказал ей: «Это все из-за вас и из-за ваших сорока пяти страниц!» Джун сказала, что это выглядело ужасно, но она хорошо знает, на что я способен. Грейс простила меня. Впоследствии она приезжала очень часто. Ирвинг Пенн предложил доделать за меня оставшиеся несколько страниц, но Алекс решил, что и сама Джун может сделать их. Ей очень понравилась эта идея, и она доработала огромную статью, опубликованную в двух или трех выпусках американского Vogue.

В то время я дружил с Эльзой Перетти, дизайнером ювелирных украшений торгового дома Tiffany, которая ежедневно посещала меня и приносила забавные подарки. Она была поразительной красавицей, высокой, с восхитительно хриплым итальянским голосом, капризной и своевольной. Я часто фотографировал ее как в костюме кролика для Playboy, так и обнаженной. Будучи добрым другом, я не позаботился спросить у нее разрешения на публикацию снимков. Она разрешила мне опубликовать ее портрет в наряде кролика, но сказала: «Что касается обнаженной натуры, Хельмут, тебе придется подождать, пока жив мой отец». Что ж, он уже давно умер. Так или иначе, это было уроком для меня: нужно спрашивать разрешение на публикацию даже у лучших друзей.

Компания оплатила больничный счет. Мистер Ньюхаус, владелец Condé Nast, был невероятно щедр и очень обходителен. Если вам приходится работать в журнальной корпорации, думаю, нигде не может быть лучше, чем в Condé Nast. Это действительно щедрые и великодушные люди.

...