– Она исчезла! – с диким, безумным смешком сообщил Талас. – Когда вы все пропали с радаров и не выходили в эфир, я решил вернуться к точке сбора… И, чтобы ты думал? Метка на месте, а чертовой статуи нет!
– Как нет? – слезы опять подкатили к поникшему Стиффану. Он так желал, чтобы все происходящее было видением, игрой разума, являлось побочным эффектом веселого, но губительного образа жизни. Уже мысленно дал себе нерушимую клятву, – встать на путь праведный… История друга рушила его надежды.
Все звуки резко оборвались. Вернулась мрачная, непроницаемая, страшащая тишина. Она заполняла все трещинки, проползала хладной змеей в ушные раковины, обвивала и пожирала ненасытной, безжалостной пастью сам разум.
– Евген? – шепотом несколько раз вторил Стиффан в тщетной надежде услышать обратную связь.
Он отдышался. Нужно прийти в себя. “Я выберусь” – услышал свой оживший, решительный голос Гилев внутри черепной коробки. “Каракатица”! Он очертил фонарем область света в поисках робота. Его нигде не было видно. Он предпринял попытку подключиться к роботу через “лик”, но тот не отвечал на сигнал. “Такого не может быть. Это какая-то шутка.” – судорожно двигались мысли в голове Гилева. Свет его фонаря метнулся к аркам. Там никого, лишь черный полог. Он выгнул руку за спину, чуть приоткрыл клапан воздуха на скафандре и, управляя движением регулировкой клапанов, устремился реактивной тягой к выходу с зала. Дифирамбы самому себе, хвалы за гибкий и изобретательный ум, прервал все тот же, внушающий ужас голос:
– Я здесь… здесь… здесь…
Стиффан замедлился, остановился на мгновение, сбросив силу тяги, и сам развернулся к арке, снова открыв клапана. Гилев словно перестал управлять телом. Он не мог кричать, не мог шептать, силы покинули тело. Трепыхаясь беспомощным мешком внутри разума, он приближался к силуэту мальчика с мертвецки бледным лицом и неестественно большими черными глазами. Он закрыл глаза и отключился, потеряв сознание от пронзившего, парализовавшего ум, нестерпимого страха.
Перевернутая вниз, стекольная, ребристая пирамида упиралась в прямоугольный, переливавшийся изумрудом выступ в центре лаборатории. В свете фонарей и прожекторов искрящей лозой расползлись золотистые микросхемы по застывшим голографическим экранам. Вокруг странной конструкции, напротив каждого экрана, располагались кресла работников, ныне парящих жуткими бюстами посреди сумрака и кровяных гирлянд. Капитан Анте Грин и штурман Бишар Вейн повисли в этой омерзительной пелене, в своих синих тонких скафандрах, изучая оборудование и прицениваясь. Переполнявшие разум и тело, прибывшие через устройство “лик” в подкрепление растерявшему твердость рассудку, – гармоны “счастья”, поддерживали бодрый, но хрупкий настрой. Страх притупился, мысли отвлеклись на примерные подсчеты денег с продажи всего ценного, что они могли отсюда унести. Они дали распоряжение “каракатицам” немного прибраться здесь. Манипуляторы извивались длинными хлыстами, хватали тела, или то, что от них осталось, и перетаскивали их в небольшой, прилегавший к основному помещению отсек.
– Да это же просто сокровищница! – восторженно заявил капитан. – Одни эти автономные генераторы, – он указал на ряды тонких металлических пластин, источавших эфемерное радужное свечение, похожее на переливы полярного сияния, – Потянут на несколько миллионов.
– И на корабль можно поставить парочку. Нам их энергии до конца жизни хватит!
– Корабль новый купим! Огромедный! Скоростной! – капитан вовсе позабыл о мертвецах вокруг. В одурманенном уме он уже перебирал известные марки быстроходных, межгалактических судов.
– Знаешь, что странно? – отстраненно озвучил мысли Вейн, – Если эти генераторы светятся, значит, они активны и питают что-то энергией?
Взбудораженный Анте Грин вырвался из плена иллюзий, в которых уже горделиво взирал в бескрайний космос с высоты капитанского мостика невероятно большого линкора…
– Что? – он туповато воззрился в генераторы, потянулся почесать за ухом, позабыв, что в шлеме. – Наверное, коррекционные двигатели еще работают, – сделал он весьма логическое умозаключение, не вяжущееся с его взвинченным, казалось бы, расконцентрированным состоянием. – Иначе как эта станция до сих пор держится на орбите?
– Действительно, – просипел Вейн, – Я и не подумал об этом.
Внезапно эфир взорвался диким, свербящим визгом, будто некая барышня завидела под ногами крупную мышь. Причиной, столь весомо повлиявшей на тональность звучания голосовых связок Бишара, была почерневшая, очерствелая рука с фиолетовыми, вздувшимися и растрескавшимися ногтями, оторванная по предплечье. Она медленно выплыла из темноты, и когда Вейн обернулся, оказалась прямо перед его глазами.
Капитан моментально очнулся от блаженного забвения. Он, ошалело закрутив фонарем, захватил в диск света странствующую по лаборатории руку, послал сигнал через “лик” на “каракатицу”; взвился щупальце-манипулятор, обхватил объект, вызвавший жуткий страх и немощную, кататоническую оторопь, и утащил с глаз долой.