Хемлок, или яды

Они сдержанно усмехнулись, и в резком свете люстры лица показались масками. Если бы это зависело только от них, Августа с матерью тотчас занялись бы приготовлениями. Все делалось наспех, впопыхах: две недели спустя, за сутки до отплытия Эдварда Фулхэма, они обвенчались в церкви святой Бригиты - в лихорадочном, немного комичном темпе, напоминавшем инсценировку.

—Оставь нас, пожалуйста, на пять минут наедине, - попросила миссис Гудвин Флоренс, принесшую в картонке фату. Прыснув в руку, неряха вышла.

—Августа, доченька... Ты, конечно, не знаешь, что собой представляет брак?.. Гм, это довольно трудно объяснить на словах... В общем, ты должна положиться на божественное провидение... А в остальном доверься мужу... Что бы ни случилось, на все воля Божья...

Совет показался Августе непонятным, но прямолинейным - точь-в-точь как анатомические атласы или загадочно витиеватые рассказы Эммы.

Свадьбу сыграли в гостиных теннисного клуба, и она ничем не отличалась от церковных праздников, разве что херес был, пожалуй, чуть лучше. Молодожены изо всех сил пытались казаться радостными, хотя многие пришли в черном, а появление мистера Крамбла с траурным букетиком маргариток вызвало у всех неловкость. Одиннадцатилетней Мод Перкинс что-то шепнули на ушко, и она проревела весь вечер, упрямо не желая раскрывать причину. Разумеется, гости опрокидывали чашки, растаптывали на ковре торт, побледневших детей быстро уводили в уборную, а пожилые дамы со слезами на глазах вспоминали собственную свадьбу. Густо напудренной Августе все казалось сном - ни приятным, ни дурным, и ее покоробило, когда явно перебравший Эдвард шагнул к ней с бокалом в руке, чтобы сказать какую-то убогую любезность. «Я не хочу начинать с упреков, - подумала она - право же, не хочу». Но, едва они сели в поезд до Саутгемптона, Августа увернулась от его объятий.

Переночевали в номере гостиницы «Герб Гемпшира», где уже перестали топить, потому что наступил апрель, и простыни были ледяными. Эдварду пришлось несколько раз вставать, и все было так противно, что на следующий день Августа с огромным облегчением проводила взглядом мужа, который, стоя среди прочих мурашек на палубе черно-рыжего парохода, помахал ей сквозь дым и под рев сирены бессмысленным носовым платком.

Она махала бессмысленным носовым платком сквозь дым, под рев черно-рыжего парохода и смотрела, как ей подавали знаки крошечная маменька и тетушка Мёртл, стоявшие среди прочих мурашек на набережной. Августа отвечала только из вежливости, так как вниманием ее завладел оживленный порт: скользившие по рельсам вагонетки, тачки с тюками кофе, перевязанными джутовой веревкой, ссутулившиеся под весом чемоданов носильщики, суматоха, экипажи с фыркавшими лошадьми, которых подводили задом к наружному трапу.

Внезапно корабль тронулся и медленно отошел от набережной. Серые строения, ржавые доки, таможенные склады все больше отдалялись, громадные буквы на афишах складывались в имена, а город выделялся на затянутом копотью небе сиреневым силуэтом.

Маменька с тетушкой Мёртл растворились в темной полоске толпы, а девушку уже окружила другая толпа, обступив своим гулом, охватив своим возбуждением. Вокруг много говорили, много смеялись, немножко плакали.

К счастью, ее попутчица в последний момент заболела, и каюта была в полном распоряжении Августы Фулхэм. Слегка успокоившись, она задумалась и, равнодушно вспомнив Лондон, задалась праздным вопросом: часто ли она будет проводить здесь каникулы, ходить в Друри-лейн, где обитал призрак Человека в сером плаще на галерке, и прогуливаться летними днями по опаленной солнцем набережной Виктории с ее платановыми зачатками?