Хемлок, или яды

Слуга нерешительно переминался. Сто рупий - большие деньги.

—Мне нужно подумать...

И вот теперь он думал - в первую очередь, о сотне рупий, которые постепенно материализовались перед глазами, словно для того, чтобы он ими завладел, они должны были сначала завладеть им. С наступлением темноты Абдул вышел из дому и отправился на базар Лалкурти.

Лабиринт Лалкурти разительно отличался от ярко освещенных базаров, где туристы покупали медные чеканки, изготовленные в Бирмингеме, или самаркандские ковры, прибывшие прямиком с Петтикоут-лейн. Путаница заваленных отбросами темных пещер и смрадных дворов, словно высеченных из глыб тухлятины, тупики и ловушки с множеством углов и закоулков, логова из отрепья и трухлявых досок, облезлые картонки и несмываемая грязь - вся эта чудовищная архитектура, кишевшая насекомыми и сизыми крысами. Там, посреди усеянной мухами мясной шквары, гниющих кожевенных отходов, извлеченных из мусорных куч остатков и кусков, составлялись заговоры и замышлялись убийства. Здесь умели расшифровывать послания по взаимному расположению чапатти [243]; продавали толченое стекло и бамбуковую пыль, вызывавшие кишечное кровотечение и смерть; держали в корзинах свернутых кольцами кобр и загнанных с помощью колдовства в бутылки демонов; и здесь же предлагали свои услуги наемные убийцы - пестрая когорта презренных негодяев, готовых на любые злодейства. Таких, как Сукха.

Сукха, человечек в грязном дхоти, с табачного цвета кожей, один из миллионов себе подобных, родился в этом же лабиринте и всегда находил здесь пропитание. Прячась, как за шторой, за висящим тряпьем, Сукха выслушал рассказ Абдула Латифа и пообещал ответить на следующий день. Ответ его был четким и ясным:

—За сто рупий не могу - маловато...

Абдул Латиф повел Сукху к миссис Фулхэм, но она как раз вышла с лейтенантом. Сидя на корточках в саду, двое мужчин подстерегали парочку, а затем терпеливо дождались, пока Августа и Генри поужинали. Кларк жестом показал, что можно будет поговорить, как только уляжется прислуга, и пригласил обоих соучастников в столовую уже почти в десять часов.

—Деньги вперед, сахиб, и я все сделаю.

—Нет, ты получишь их только после того, как выполнишь задание.

—Нет, так не пойдет...

—Я подожду тебя здесь и тут же заплачу, когда закончишь.

—Вы могли бы сразу отдать деньги Абдулу Латифу...

—Ни в коем случае, - вмешалась Августа. —Абдул Латиф с тобой не справится, если ты вздумаешь отнять деньги силой.

Так они спорили до самого рассвета и никак не могли прийти к согласию. Когда Августа просила говорить потише, они перешептывались с присвистом, шипя друг на друга в полутьме, точно змеиный выводок.

***

Август. Точнее, его конец, когда были зачаты X. и Хемлок. Meсяц избытка, зенита, безумного опьянения ароматом канталупы и запахом молодой подмышки, который источает базилик, но уже и месяц конца, предвестник всевозможных изъянов. Лето пожирает себя - катоблепас[244]нашей жизни занят самоедством. Природа еще ликует, но гшин ее уже перерастает в похоронное карканье. В августе содрогнулась в кратере лава, которая затем погребла под собой Кракатау, в августе забурлил вулканический ил, затопивший Помпеи, а с омраченных красноватым дымом небес низринулись горящие заживо птицы и раскаленные лапилли[245]. Августовские катаклизмы. Яростный бред Беатриче Ченчи. Конец. Содрогания.

Душевные содрогания, содрогания всех душ в пору августовских гроз. Душевные содрогания X. Хемлок пообещала не уезжать слишком далеко. Нужно съесть вместе еще немного соли - так надо.

«А тень груши под окнами все шире и гуще. Что за остинато[246]сопровождает пение всей нашей жизни?..»

— Ты много об этом думаешь... Эти слова написаны тобой, X., но ведь тогда тебе думалось об этом иначе?..

— Мы всегда думаем об этом слишком мало...