Хендерсон, король дождя

Лили застала меня уже в студии, за разучиванием рождественского гимна.

Я рявкнул:

– Чтобы я этого больше не слышал!

– Но, Джин…

– Это все твои штучки! Ты несёшь ответственность за дом!

– Бедный Джин! Уж если ты страдаешь, то страдаешь на все сто! – И она грустно усмехнулась – не над моими страданиями, конечно, а над такой манерой страдать. – Поверь, это никому не нужно – Господу Богу в первую очередь.

– А ты уполномочена делать заявления от имени Господа? Ну, и как ему нравится то, что ты забросила дом ради своего портрета?

– Не думаю, что у тебя есть основания за меня стыдиться.

Наверху надрывался ребёнок – просто не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть без крика, – но мы уклонились от этой темы. Лили заявила, что я придираюсь к ней из-за происхождения: в ней смешалась кровь немки и состоятельного ирландца. Ни черта подобного, я сроду не грешил национализмом! Меня беспокоило совсем другое.

В наше время ни о ком нельзя сказать, что он прочно стоит на ногах. Большинство живёт с ощущением, что они занимают чужое место.

«Ибо кто дождётся пришествия Его? (Имеется в виду – законного владельца). И кто переживёт тот день, когда Он приидет?» (То есть, кто сохранит за собой прежнее место после возвращения хозяина?).

Когда Он (законный владелец) приидет, мы все выстроимся по ранжиру, и возрадуемся в сердце своём, и скажем: «Добро пожаловать, приятель, это все – твоё. Дома и амбары – твои. Красота осени – твоя. Забирай все, поскорее забирай все!»

Возможно, Лили боролась с тем же ощущением и портрет должен был стать доказательством того, что мы с ней – законные владельцы. Но моя личность уже красуется среди фамильных икон. Правда, они там все – в крахмальных воротничках и с бакендардами, а я – в форме Национальной гвардии и со штыком в руке. И что – был мне какой-нибудь прок от этой мазни? Так мог ли я серьёзно относиться к тому, каким способом Лили пыталась решить нашу проблему?

Вот послушайте. Я любил моего брата Дика. Он был самый здравомыслящий из нас, с отличным послужным списком – во время первой мировой сражался, как лев. Но в одном он походил на меня, своего младшего брата, и это его сгубило. Однажды во время отпуска он зашёл с приятелем в греческий ресторанчик близ Платсберга, штат Нью-Йорк. Они заказали по чашке кофе. Брат вынул авторучку, чтобы настрочить открытку домой. Но она упорно отказывалась писать. Дик разозлился и сказал приятелю: «Ну-ка, подержи её повыше!» Приятель поднял ручку над головой, и Дик выстрелом из пистолета выбил её у него из рук. Никто не был ранен, хотя грохот получился неимоверный. Потом оказалось, что пуля, выбив авторучку, задела электрический кофейник, и оттуда аж до противоположного конца зала ударил фонтан кофе. Хозяин-грек вызвал полицию. Когда приятели уходили от погони, автомобиль Дика врезался в парапет на набережной; парни оказались в реке. Товарищ Дика скинул одежду, а мой брат не успел стащить кавалерийские сапоги; наполнившись водой, они утащили его на дно. Вот почему я остался единственным наследником (сестра умерла в 1901 году). В то лето я работал тут, по соседству, у Уилбура – резал автогеном на металлолом старые автомобили…

Но вернёмся в рождественскую неделю. Лили стоит на ступеньках, ведущих из подвала. Париж и Шартр, Везуль и Пятьдесят седьмая улица остались далеко в прошлом. У меня в руках скрипка, а под ногами – злополучный ковёр из Данбери. Алый бархатный халат облекает моё крупное тело. (А охотничья шапка зачем? Понимаете, только в ней я чувствую, что моя голова – единое целое). В глубине дома надрывается младенец.

– Слышишь? – спрашивает Лили.

– Ничего не слышу, я туг на ухо, – отвечаю я, и это сущая правда.

– Как же ты слышишь скрипку?

– Ну, я держу её совсем близко от ушей… Прерви меня, если я ошибаюсь, Лили, но однажды ты вроде бы назвала меня своим лучшим другом.

– Да, но…

– Это выше моего понимания. Уходи.

К двум часам собрались гости. Естественно, они слышали рёв наверху, но были слишком хорошо воспитаны, чтобы задать вопрос. На это я и рассчитывал. Тем не менее, чтобы снять напряжение, предложил гостям посмотреть мой тир в подвале. Желающих не нашлось, и я отправился туда один.

Даже немного пострелял. Трубы разнесли грохот по всему дому. Гости начали спешно прощаться.