Хенингский цикл (сборник)

«Поразительный человек, – напишет позднее о Торальбе некий каноник с правом исповедовать женщин, автор нравоучительной мелодрамы „Отвращение к браку“. – Сознайся он еще на первых допросах во лжи с целью прослыть некромантом и стяжать всеобщее уважение к своей особе, – он вышел бы из тюрьмы инквизиции раньше чем через год. И вместо пыток или тягот заключения подвергся бы только легкой епитимье, поддержан могущественными покровителями. Дивный пример глупостей, на какие человек способен решиться, если сильнейшее желание привлечь к себе внимание публики делает его нечувствительным к печальным последствиям суетности. Впрочем, гордец добился желаемого, будучи упомянут в поэме Луиса Сапаты „Знаменитый Карл“, а также в некоей пародии, гнусным образом высмеивающей благородство истинно рыцарских романов, автором коей явился однорукий калека-наемник, обуян корыстной целью: заработать деньги на содержание семьи…»

Нет, этого Петер Сьлядек не застанет.

Покидая Куэнсу, он столкнется на улице с юношей-сухоручкой. Случай? судьба?! – кто знает… Железные пальцы тисками сожмут плечо лютниста, и у самых глаз Петера сверкнет зеркальце.

– Играешь жизнь задом наперед? – спросит охотник за ведьмами.

– По сей день ловишь крыс? – спросит в ответ бродяга.

Сьлядек никому не скажет, что видел там, в глубине отражения.

Возможно, самого себя.

Возможно, нет.

Но очевидцы подтвердят, что лютнист оставит Куэнсу, улыбаясь. Врут, должно быть. Очевидцы, они всегда врут. С чего бродяге радоваться? С новой дороги?!

Проклятье

Седой колдун, мудрец, знаток проклятий странных,
Мне говорил: «Ты наш! Отмеченный клеймом,
Ты невредим пройдешь меж чудищ безымянных
И голову вовек не склонишь под ярмо
Насмешницы-судьбы, чей герб – ухмылка будней
На фоне кирпичей, щербатых и нагих.
Стальные на пути ты стопчешь сапоги,
Изменника простишь, любимую забудешь,
На троны возведешь, низвергнешь в бездну горя,
Надеждой одаришь, отняв последний грош,
Напомнишь тем, кто жив, что счастье – это ложь,
Усталость – это смерть, а горы – просто горы.
Безумен, одинок, днем слеп, во мраке зрячий,
Восторженной толпой растерзан на куски,
Ты дашь им яд в вине. И белые виски,
И отрешенный взор, и вой в ночи собачий,
И песня вдалеке, и демоны дороги,
Чей зов опасен всем, а проклятым – вдвойне,
Тебя найдут в любой забытой стороне,
Толкнув ладонью в грудь, огнем ударив в ноги,
Покой забрав, взамен дав счастье и беду!»
И я кивал: «О да! Я проклят! Я иду…»

Аз воздам

Пребывая в сей глухомани, откуда уж и не чаял вырваться без ущерба душевному здоровью, услышал я от местных жителей престранную историю. Дескать, имеется в Лелюшьих горах, в местах отдаленных и труднодоступных, некое селение, где неизменно проживают один-два, а временами и больше селян, испытывающих от соотечественников великий почет и уважение, ничем не объясняемое. Ибо ни знатностью рода, ни властью, ни иными заслугами и добродетелями эти счастливцы не обладают. Спросив же о причинах и услышав ответ, долго дивился я чудным суевериям здешних горцев, не пивших из ключа просвещения…

Из личной переписки: «Барон Карл Фридрих Иеронимус фон Мюнхгаузен-ауф-Боденвердер – Рудольфу-Эриху Распе и Готфриду-Августу Бюргеру»