Хент

— Это хорошо, — заговорил он, — что наши монастыри в большинстве случаев устроены далеко от населенных мест, в горах и пустынях. Нигде нет столько безнравственных юношей, столько шалопаев, как здесь, в Вагаршапате. Нигде нет так много женщин легкого поведения, как здесь. Вот эту хорошенькую женщину, которая вошла сюда так скромно и стыдливо и сейчас же удалилась, содержит монах. Я думал прежде, что, по крайней мере, монастырь хранит религиозность и благочестие, но оказывается, здесь и монахам никто не верит. Поведение их развращает народ и внушает им неверие. Переход в протестантство здесь уже в полном разгаре.

Проходя по улицам, ты, конечно, видел довольно хорошие дома; большинством их владеют дальние или близкие родственники монахов, которые, некогда будучи бедными людьми, разбогатели благодаря монастырю. Я не могу не возмущаться, когда вижу, что сорят здесь целыми тысячами в такое время, когда каждая копейка для нас дорога. У нас столько нужд, на удовлетворение которых необходимы деньги. Национальная касса в Константинополе пуста, у патриарха нет ни гроша на покрытие самых необходимых расходов, а между тем ему теперь поручены такие дела, малейшее промедление в которых или равнодушие к ним будет непоправимым бедствием для нации. Однако, несмотря на все это, я не замечаю и тени солидарности между константинопольским патриархом и главой церкви всех армян Манкуни потерял в Константинополе на различных биржевых аферах двадцать пять тысяч, и, как я слышал, на днях туда опять послано тридцать тысяч, черт знает для какой цели, а патриарх константинопольский, этот единственный деятель, сидит без гроша…

— Вино немного прокисло, — заметил Вардан.

— Ты не слушаешь? — спросил Мелик-Мансур огорченным тоном.

— Слушаю — у патриарха нет ни гроша…

— Так нельзя разговаривать…

— О чем разговаривать? Я знаю одно: нация, которая надеется на духовенство, близка к окончательной гибели.

Молодая женщина такими же тихими шагами вошла снова и поставила на стол поднос с завтраком.

На этот раз платок, закрывавший прежде ее лицо, был значительно сдвинут, так что виднелись розовые влажные губы.

— Принеси нам еще бутылку вина, но только не такого.

Женщина молча вышла.

— Я удивляюсь, почему ты выбрал себе жилищем такой дом? — спросил Вардан.

— Если хочешь изучить монаха, познакомься с его любовницей, — сказал Мелик-Мансур улыбнувшись. — Наконец, тут каждый вечер собирается общество, и я узнаю весьма интересные известия.

— Конечно, главным образом о монастыре, — прибавил Вардан шутливым тоном. — Но оставим пока монастырь и поговорим лучше о наших делах. Прежде всего я хотел бы знать, чем кончил Салман и что еще случилось в мое отсутствие. Я ничего пока не знаю, хотя отец Ованес и сообщил мне кое-что, но то, что мне нужно, ему не известно.

При этих словах словно черная туча заволокла веселое лицо Мелик-Мансура, и побелевшие губы задрожали, когда внезапно память его воскресила ужасное прошлое, которое временно было забыто. Он взял полный стакан вина и одним глотком его выпил.

— Расскажу, — начал он взволнованным голосом, — ты должен знать все, хотя это очень печально. Салман был арестован ночью, о чем я узнал на следующее утро. Доносчик так ловко все устроил, что даже хозяин дома, где остановился Салман, ничего не понял. Мне же сообщил об этом один юноша, случайно видевший, как вели арестованного. Узнав об этом, я сейчас же собрал несколько всадников из близких мне людей, чтобы напасть на солдат и спасти Салмана. Быть может, нам удалось бы это, если б мы встретили их, но Салмана повели другим путем, о котором, к несчастью, мы не подумали. Со мною было более двадцати отважных всадников. После долгих расспросов мне удалось найти село, где квартировал паша — военный агент, к которому повели несчастного молодого человека. Там я узнал, что, как только туда доставили Салмана, его сразу же задушили. Мне не удалось найти даже тела погибшего; с ним поступили варварски, бесчеловечно. Это преступление наполнило мое сердце свирепой местью, и тот обет, который мы дали, обагрен кровью этой невинной жертвы.

Вслед за Салманом, как тебе известно, арестовали старика Хачо с двумя сыновьями — Айрапетом и Апо. Их не убили, но держали в тюрьме под строгим надзором, стараясь отобрать у богатого старшины все золото и потом уже покончить с ними; но несчастные не выдержали мучений, которым их подвергали, и все трое умерли в тюрьме.

После всего этого я предвидел, какая участь ожидала село О… и лично отправился к Измаилу-паше, командовавшему армией Баязетского округа. Он считается умным человеком, и я надеялся, что мое свидание с ним не пропадет даром. Не скрывая от него приготовлений, которые делались мною и моими товарищами, я объявил ему, что действительно народу в большом количестве роздано оружие, но эти приготовления, сказал я, не имеют целью возмущение, а делаются лишь только для самозащиты. Во время усиления фанатизма магометан, которое раздувает духовенство, добавил я, христиане сделаются жертвою, если им не будет дана возможность к самозащите.