Хэппи бади

О, Майе выпадали удивительно разные тела! Каждое утро в новом теле она подходила к зеркалу и долго рассматривала границу на шее – тонкую линию, разделяющую ее и чужую кожу, ее голову и чужое остальное, гадала, чье же оно сегодня, какая у этого тела жизнь?

Разнообразие пугало и удивляло бесконечно. Она то люто ненавидела людей, то безгранично любила ни за что.

В конце мая её кожа была цвета горького шоколада, сама по себе лоснилась на солнце, и шрамы на ней, такие же темные, казались насыпанными дорожками какао.

В начале июня Майе удалось вернуться в прошлое лет на восемь. Детскому телу пришлось таскать её взрослую голову по социальным магазинам – как раз пришло время обновить обувные пары. Тощие мальчишеские ножки несли Майю по улице легко и весело, правда, за высоким столом было сидеть некомфортно, низко.

Прилетали – со шрамами, смешными татуировками, вроде «левая сиська», и страшными, вроде «тебе захочется героина» и «уже дупло».

Попался мужской торс с суздальскими церквями и храмами, почти что карта.

Свезло как–то с ногами: короткими, деформированными, почти декоративными… Майе пришлось с ними ползать по квартире, потому что брат почём зря занимал общую инвалидную коляску, катался и пел.

– Там, где пехота не пройдёт и бронепоезд не промчится, солдат на пузе проползёт! – сопровождал он натужные перемещения сестры. – И ничего с ним не случится!

В конце августа Майя впервые проснулась беременной: пришло не просто тело, но вместе с ним человек. Ей нравилось гладить теплую кожу на крепком натянутом животе и ощущать себя огромной шкатулкой, хранящей жизнь.

– Своих–то детей уже не вырастишь, – вздыхала мать. – Только переходящие теперь, только дети мира. Ты, смотри, терпи неделю, не рожай, растить не на что…

Такси встало в гудящей пробке. Закат Майя пропустила. Она выскочила из машины, пошла в сторону набережной. Небо потускнело и переходило из голубого в синее, а желтые листья на деревьях горели от фонарного света.

Улица напоминала непрофессиональный подиум: толпа шла коряво и вразнобой.

У реки встретило одиночество.

Майя подошла к чугунным перилам и потянула подбородок вперед, в сторону воды, вдохнула прохладный воздух. Прохлада вечера почему–то ощущалась только под носом, лицу было комфортно и благостно, а вот руки очень быстро заледенели, видимо, однажды кто–то их обморозил.

– Тебя беспокоит, что ты не можешь потрогать своими руками своё же лицо?

Это слева подошёл кто–то с головой стильно стриженного, зеленоглазого, лет около двадцати. Всё ниже шеи у него было спрятано в объемном синем пальто. От него летел тонкий аромат парфюма.

Майя быстро разговорилась. Она вообще чувствовала, что в новом мире время идёт очень быстро и времени всё время ни на что толковое не хватает. Если бы этот парень сразу предложил ей пойти и заняться сексом, она бы, наверное, согласилась. Но он не предлагал.

– Да, прямо по паспорту Эмиль, – представился парень. Он протянул руку из широкого овала рукава, Майя пожала ее и скользнула глубже в рукав. Запястье было пушистым, густо заросшим черным и жестким волосом.

– С таким не замерзнешь.

– Мерзну!

Эмиль рассказал, что его голове двадцать три года, что он мечтал стать пожарным и даже успел поступить в академию МЧС, но потом смысл профессии почти потерялся и он бросил учёбу: – Пожары никуда не делись, но тушить их одним знанием теории?

Теперь у него было несколько подработок – по состоянию.

Лицо Эмиля притягивало взгляд. Майя потянулась сморщенными покрасневшими пальцами к его подбородку, погладила: – Чужие руки чужим рукам рознь.

Они прошлись вдоль реки. Эмиль заманил Майю в небольшую пекарню:

– Всегда вкусные булочки. Временами кривенькие, но форма не главное.

Расставаясь, они обменялись телефонами.

С того сентября Эмилю вечно доставались некомфортные тела: неполноценные, нездоровые, о совместных прогулках пришлось надолго забыть.

Каждую неделю Эмиль спрашивал в чате:

– У тебя хэви бади или хэппи бади? У меня хэви…

Майя, когда сама могла, ездила к Эмилю на квартиру и помогала ему ухаживать за собой.

У всех его тел был единый запах – аромат парфюма Paco Rabanne, и это их как–то объединяло. У всех тел были общие – его – повадки, его темп движений. Майя раньше не думала, что даже большими грубыми руками можно прикасаться осторожно и трепетно.

– У меня сегодня настоящая китовая туша! – позвонил он в середине ноября.

Ему выпало тело тучного мужчины: опухшая, надутая шея со складками, отекшие локти и колени. У Эмиля не было одежды большого размера, и Майя, пользуясь кое–какими связями в спас–центре, раздобыла ему комплект белья и верхней одежды. Она привезла вещи, помогла Эмилю переодеться и решила во что бы то ни стало его выгулять.

Она вынесла стул к подъезду и помогла Эмилю спуститься на улицу.

– Хэви бади, хэви лайф, – тяжело опустился Эмиль на стул.

Ноябрь стоял пронзительный, уже почти белый, тихий.