Мама писала ей длинные грустные письма, и каждое кончалось целой страницей вопросов. Как Наташа питается? Чем занимается целыми днями? Какая стоит погода? О чем они вечером разговаривают с Володей? И так далее. Наташа отвечала коротко и весело. Неустроенный быт забавлял ее. Саянское лето с его белесой жарой и черными пыльными бурями представлялось ей необыкновенно романтичным.
Иногда за работой она застывала на минуту, ее круглое детское лицо вытягивалось, становилось взрослым, сосредоточенным. Она прислушивалась к своему большому животу, и с каждым разом все отчетливей чувствовала упругие
сильные движения.
Наташа очень серьезно относилась к своей беременности, старалась соблюдать режим, обязательно гуляла не меньше двух часов в день. На окраине городка был маленький аэродром; за летным полем начиналась жидкая березовая рощица, подступавшая к подножию лысой горы, Наташа собирала пушистые нежные букеты незабудок и багульника, приносила домой, ставила в литровую банку, и комната наполнялась горьковатым ароматом диких цветов.
Рожать ей предстояло в середине августа. Они с Володей решили, что заранее, примерно за неделю до предполагаемого срока, он отвезет жену в Абакан в военный госпиталь, где отличные условия и грамотные врачи.
Кончился июнь. В нижнем ящике казенного комода лежали аккуратные стопки пеленок и распашонок. Иногда заходила фельдшерица Кира Пантелеевна, рыхлая высокая баба шестидесяти лет. Она осматривала Наташин живот, прижимала к коже акушерский стетоскоп, похожий на игрушечную дудку, качала оранжевой пышной прической, поджимала тонкий рот и важно сообщала:
- Так и есть, в августе родишь, числа пятнадцатого. Сердцебиение вроде нормальное, только не пойму, как он у тебя лежит, где попа, где голова.
- Он? - уточняла Наташа.
- Да кто ж их разберет? - вздыхала Кира Пантелеевна. - У тебя, впрочем, скорее девочка будет. Больно шустрый плод, прямо так и прыгает.
Специально для фельдшерицы Наташа держала на посудной полке бутылочку крепленого сладкого вина. Кира Пантелеевна тянула вино, как чай, со свистом, потела и отдувалась, закусывала соевыми батончиками и липкой карамелью.
- Ты, главное, на открытый огонь не смотри, - учила она Наташу, - а то будет у ребеночка красное родимое пятно во все лицо. Вверх не тянись, когда белье развешиваешь, а то пуповина обовьется вокруг шейки. И не вздумай волосы подстригать, пока не родишь. Тут вот в позапрошлом году одна взяла и подстриглась за неделю до родов, - фельдшерица допила залпом все, что осталось в стакане, утерлась ладошкой, - ну и вот, значит, подстриглась майорская жена под Эдиту Пьеху, повезли ее на вертолете рожать в Абакан. Вроде третьи роды, женщина такая крепкая, однако родила мертвенького мальчика. - Пантелеевна налила себе еще вина, выпила, зевнула со стоном и, покачав пальцем у Наташи перед носом, произнесла со значением: - Апсиксия!
- Асфиксия,-поправила Наташа. Ей совсем не нравились всякие страшные истории о неудачных родах, но она терпела, поскольку никто, кроме Пантеелевны, не мог квалифицированно прослушать ее живот и сказать, что все в порядке. В гарнизоне был врач, хмурый молодой москвич по фамилии Усманов, но Наташа стеснялась его. К тому же до ее приезда между Усмановым и Володей случился тяжелый конфликт. Володя за незначительную провинность отправил на гауптвахту солдата, у которого было обострение какой-то почечной болезни. Доктор требовал парня освободить, Володя заявил, что он покрывает симулянта, а через три дня солдата пришлось отправить на вертолете в Абакан и там ему сделали операцию. Доктор накатал жалобу на старшего лейтенанта Герасимова, но начальство как-то замяло дело, Володя был на отличном счету. С тех пор они с доктором не здоровались.
К июлю жара стала невыносимой. Городок погрузился в пыльное серо-желтое марево. У Наташи распухали ноги и кружилась голова, но ;она заставляла себя гулять по тусклым раскаленным улицам. Прежние маршруты к рощице за летным полем были ей не по силам.
Однажды она столкнулась на улице с доктором Усмановым. Собиралась пыльная буря, небо налилось желтушной мутью, воздух как будто исчез. Возле больнички несколько солдат копали траншею. Они были голые по пояс и черные, как негры. Доктор в белоснежном халате сидел на крыльце и курил. Наташа тяжело плелась мимо, в руке у нее болталась авоська с хлебом.
- Наталья Марковна, вы не хотите ко мне заглянуть? - окликнул ее Усманов.
От неожиданности она вздрогнула и чуть не упала, поперек дороги валялась лопата. Доктор встал, взял ее под руку, повел в больничку. Там над рукомойником висело зеркало. Наташа увидела кошмарное лицо, серо-черное, с красными больными глазами. Пот смешался с пылью, глаза слезились.
- Вам, наверное, надо умыться, - сказал Усманов.
Наташа покорно кивнула. Вода в рукомойнике была теплой. В кабинете гудел вентилятор, от него шла волна обманчивой прохлады. Доктор протянул Наташе полотенце и спросил, как она себя чувствует.
- Нормально, - Наташа тяжело опустилась на банкетку.
- Давайте-ка я вас осмотрю, - предложил он.