— Сопляк, какой же ты ещё сопляк, — вдруг устало протянул Кагуя, — Обиженный на весь свет мальчишка, что так и не смог повзрослеть.
— Скажешь, что я не прав?! Скажешь, что лучше жить в этом загнивающем Мире, что медленно пожирает сам себя?! — троящимся многогранным эхом возопил многорукий силуэт.
— Уже не раз сказал. И в основе всего лежит простая идея, которую ты всё никак не можешь принять, Мадара. Человек просто не может страдать дольше, чем он может страдать: исчерпав свои возможности, мы вольно или невольно переключаемся на другие дела, делаем шаг вперёд, взбираемся на новые вершины в попытках найти излечение, покой или же напротив — бросить вызов всем и каждому, доказывая, что мы способны на большее, и это-величайшее из благ. А тот рай, что ты так отчаянно стремишься навязать всем и каждому… Знаешь, именно в отражении твоего Рая я понял, как выглядит мой Ад — пустой, зацикленный Мирок, абсолютно недвижимый, стабильный, до отвращения спокойный и безвозвратно мёртвый. Картину ужаснее этой я представить себе просто не могу, а факт того, что ты намерен обречь миллионы прозябать в этой трясине… Не знал бы ради чего всё это на самом деле задумано, всё равно понял бы, что дело не чисто — такую мерзость не придумать просто так.
— Пустые слова. Мы вернулись к началу, — прогудел одноглазый, источая звук, казалось, всем своим содрогающимся каменным телом, — К тому, к чему всё всегда шло. Мы с тобой сразимся. И ты падёшь, старик.
— Едва ли, — угрюмо отозвался Кагуя, перехватит поудобнее оскалившегося во всю свою внушительную пасть Самехаду, — Такого конца Он мне не простит и ринется всё переделывать, и вот тогда этому Миру, таким каким мы его знаем, однозначно придёт конец. А этого я допустить никак не могу. Но… перед тем как мы начнём… Ответь мне на два вопроса — как старому знакомому.
Безразличное молчание было ему ответом, но Повелителя Костей такой расклад нисколько не смутил:
— Первое — Хаширама… Ты правда его убил?
Вновь ни один из шестёрки не проронил ни слова, но Какудзу отчётливо видел как побелели костяшки пальцев Кагуи, сжимающие рукоять клинка. Похоже молчание было для него красноречивее любого ответа.
— Значит про Тобираму и спрашивать бессмысленно. Тогда второе. Как ты сумел столь быстро пробудить эти чёртовы глаза? Должны были пройти годы, прежде чем…
— В этом и заключается твоя главная ошибка, Кагуя, — перебил Повелителя Костей до этого молчавший седовласый уродец, выплёвывая из слова из каждой своей пасти разом, — Ты недооценил силу с которой рискнул соперничать. Только и всего.
— Быть может ты и прав, — задумчиво протянул Аловолосый, но тут же натянул на лицо весёлый оскал, — Знаешь, а мне ведь всегда было интересно смахнуться с обладателем Риннегана. Да и тебе, Мадара, как ни крути повезло. С этими зенками у тебя хотя бы есть шанс… продержаться на десяток минут подольше.
— Проклятый Старик, — как и прежде без тени эмоций проговорил белобрысый пацан, но Какудзу готов был поклясться, что всего на миг, на этом мертвенно-бледном лице промелькнула тень улыбки, но подтвердить свою догадку нукенин не смог. Все шесть фигур, не сговариваясь, ринулись прямо на них, а воздух загудел от выплеснутой в окружающий мир чакры, что уже преображалась, предвещая скорое ненастье. Начался бой.
Глава 83
Время покорно замедлилось, под напором всё стремительнее разгоняющейся в моём теле чакры, что мощным потоком прорывала плотину за плотиной, выводя организм на недосягаемые простым смертным высоты.
Вторые Врата, Третьи, Четвёртые… Когда пали Пятые, я, привычным усилием, обуздал напор разбушевавшейся мистической энергии, не дав той открыть Шестые, и позволили себе, всего на миг, оглядеть стремительно приближающуюся ко мне шестёрку.
Просто не будет. Эта мысль вспыхнула как никогда чётко, пока я рассматривал обезображенных проходящей через них силой мёртвые тела, ведомые чужой волей.
То что это были всего лишь трупы, я знал наверняка. В них не было и капли жизни, ни в одном из них, и этот факт существенно снижал мои возможности в отношении марионеток. Столь полюбившийся приём, что я однажды испытал на Братьях Кинкаку и Гинкаку, здесь и вовсе был абсолютно нереализуем, при том что я возлагал на него большие надежды.