Мне кажется, что кондиционер Зигфрида снова не работает, но я предпочитаю помалкивать об этом. Он только сообщит мне, что температура точно 22,5 градуса по Цельсию, как всегда, и спросит, почему мне кажется, что тут жарко. Я страшно устал от этого вздора.
— В сущности, — говорю я вслух, — ты мне надоел, Зигфрид.
— Простите, Боб. Но я был бы премного благодарен, если бы вы еще немного рассказали мне о своих снах.
ОБЪЯВЛЕНИЯ
Записи уроков и игра на вечеринках. 87-429.
Рождество близко! Напомните о себе родным и любимым с помощью пластиковой модели Врат и Врат-2. Прекрасные снежинки из подлинной сверкающей пыли с Пегги. Сценические голограммы, наручные браслеты, много других подарков. 88-542.
Есть ли у вас сестра, дочь, подруга на Земле?
Я хотел бы переписываться.
Конечная цель — брак. 86-032.
— Дерьмо! — Я распускаю удерживающие ремни, потому что мне неудобно. При этом отделяются и некоторые датчики Зигфрида, но он об этом даже не заикается. — Очень скучный сон. Мы в корабле. Болтаемся около планеты, которая смотрит на меня, как человеческое лицо. Я не очень хорошо вижу глаза из-за бровей, но так или иначе я понимаю, что оно плачет и что это моя вина.
— Вы узнаете это лицо, Боб?
— Нет, я его никогда не видел. Просто лицо. Женское, мне кажется.
— Вы знаете, из-за чего оно плачет?
— Нет, но я знаю, что являюсь причиной плача. В этом я уверен.
Снова наступает томительная пауза, и затем Зигфрид вежливо обращается ко мне с просьбой:
— Не закрепите ли снова ремни, Боб?
— А в чем дело? — насторожившись, спрашиваю я. — Неужели ты боишься, что я вдруг высвобожусь и наброшусь на тебя?
— Нет, Робби, конечно, я так не думаю. Но я был бы очень вам благодарен, если бы вы это сделали.
Я снова начинаю пристегивать ремни, но делаю это медленно и неохотно.
— Интересно, чего стоит благодарность компьютерной программы? — спрашиваю я, обращаясь скорее к себе, чем к Зигфриду. Он не отвечает на это и просто ждет. Я все же позволяю ему победить и даже выбрасываю белый флаг.
— Ну ладно, я снова в смирительной рубашке. Что такого ты собираешься сказать, что меня нужно удерживать ремнями?
— Ничего оскорбительного, Робби, — мягко отвечает он. — Мне просто интересно, почему вы чувствуете вину перед плачущим женским лицом?
— Я бы и сам хотел это знать, — усмехнувшись, отвечаю я и говорю правду. Во всяком случае, как я ее понимаю.
— Я знаю, что вы вините себя в некоторых происшествиях, Робби, — говорит он. — Одно из них — смерть вашей матери.
Я неохотно соглашаюсь:
— Вероятно, это так, хотя и глупо.
— И мне кажется, вы чувствуете вину перед вашей возлюбленной Джель-Кларой Мойнлин.
Тут я снова начинаю вырываться из ремней и мотать головой.
— Здесь ужасно жарко! — жалуюсь я.
— Вы считаете, что кто-нибудь из них обвинял вас?
— Откуда мне знать?
— Может, вы помните что-нибудь из их слов?
— Нет!
Зигфрид слишком приблизился к наболевшему, а я хочу, чтобы разговор продолжался на объективном уровне, поэтому напыщенно сообщаю ему:
— Я думаю, у меня определенная тенденция винить себя. Классический пример, не правда ли? Обо мне можно прочесть на странице 277.
Зигфрид на какое-то время позволяет мне отвлечься от глубоко личного и начинает просвещать меня.
— Но на той же странице, Боб, — словно бы подняв указательный палец вверх, говорит он, — сказано, что ответственность вы возлагаете на себя сами. Вы сами это делаете, Робби!
— Несомненно.
— Вы не должны считать себя ответственным за дела, на результаты которых вы никак не могли повлиять.
— Но я
— А вы понимаете, почему это так? — с обидной небрежностью спрашивает он. — Я имею в виду, почему вы так стремитесь считать себя ответственным за все неправильное?
— Дерьмо, Зигфрид, — с отвращением бросаю я. — Твои цепи опять замкнуло. Все обстоит совсем не так. А вот как…
Когда я сижу на пиру жизни, Зигфрид, я занят мыслями о том, как оплатить чек, размышляю, что подумают обо мне люди, озабочен тем, хватит ли мне денег, чтобы расплатиться. Я так занят всем этим, что забываю на пиру поесть.
— Я бы не советовал вам пускаться в такие литературные отвлечения, Боб, — мягко произносит он.
— Прости, — устало извиняюсь я, хотя не чувствую себя виноватым. Зигфрид просто сводит меня с ума.
— Но если использовать ваш образ, Боб, почему вы не слушаете, что думают другие? Может, они говорят о вас что-нибудь хорошее, важное.
Я едва сдерживаю стремление порвать ремни, пнуть его улыбающийся манекен в лицо и уйти отсюда навсегда. Зигфрид спокойно ждет, а во мне все кипит. Наконец я выпаливаю: