[Хичи 1-2] Врата. За синим горизонтом событий

— Может, проще было бы оставить ее внутри? Как ты говоришь, я достаточно уравновешен, верно? Я не отказываю тебе в полезности. Бывают времена, Зигфрид, когда я после сеанса испытываю душевный подъем. В таких случаях в голове у меня полно новых мыслей, и солнце над куполом светит ярче, чем обычно, воздух кажется мне чище, и все мне почему-то улыбаются. Но эта эйфория длится недолго. Потом я начинаю думать, что сеансы ужасно скучны и бесполезны и что ты скажешь, если я решу их прекратить.

Из дыр, в которых спрятались хичи,

Из звездных пещер,

Сквозь туннели, которые они прорубили,

Залечивая нанесенные ими шрамы,

Мы идем!

Маленькие заблудившиеся хичи, мы вас ищем.

— Я ответил бы, что вам принимать решение, Боб. Последнее слово всегда за вами.

— Что ж, может, я так и поступлю.

Зигфрид фон Психоаналитик пережидает. Он знает, что я не собираюсь принимать это решение. Он просто дает мне время самому это понять и потом задает все тот же подлый вопрос:

— Боб! Почему вы сказали, что убили ее дважды?

Прежде чем ответить, я смотрю на часы и только затем произношу:

— Ну, просто так сказалось. Мне пора идти, Зигфрид.

Я бессмысленно сижу в восстановительной комнате и пялюсь на стену, потому что мне не от чего восстанавливаться. Мне очень хочется поскорее убраться отсюда, подальше от Зигфрида и его глупых вопросов. Он поступает так разумно, с таким превосходством, что совершенно обезоруживает меня. А с другой стороны, что может знать плюшевый мишка?

22

Этим вечером я вернулся к себе в комнату, но долго не мог уснуть. Шики разбудил меня рано утром и рассказал подробности возвращения пятиместника. Из экипажа выжили три человека, и было объявлено об их вознаграждении: семнадцать миллионов пятьсот пятьдесят тысяч долларов. Помимо процентов. Это прогнало у меня сон.

— За что? — поинтересовался я.

— За двадцать пять килограммов артефактов, — ответил Шики. — Считается, что это инструментальный набор ремонтника. Вероятно, для корабля, потому что все эти вещи они нашли в шлюпке на поверхности планеты. Во всяком случае, это какие-то инструменты.

— Инструменты, — сомнамбулически повторил я и пошел прочь от Шики.

Я побрел по туннелю к общему душу, размышляя о дорогой находке. Инструменты имеют огромное значение для Врат. Их наличие предполагает возможность проникнуть в механизмы хичи, не взорвав корабль. Возможность установить, как работает главный двигатель, и самим построить такой же. Инструменты могут означать что угодно, но пока что это состояние в семнадцать миллионов пятьсот пятьдесят тысяч долларов, не считая процентов. Даже если поделить это вознаграждение на троих, получается очень неплохая сумма. И одна из этих частей могла быть моей.

Трудно избавиться от мысли об этих пяти миллионах восьмистах пятидесяти тысячах долларов — не считая процентов. Я буквально изводил себя, размышляя над тем, что если бы я был немного более предусмотрителен в выборе подружки, эти деньги уже лежали бы у меня в кармане. Скажем, шесть миллионов. В моем возрасте за половину этой суммы я мог бы купить Полную медицину, что означает все тесты, терапию, восстановление тканей и органов на всю оставшуюся жизнь… то есть по крайней мере на пятьдесят лет дольше, чем я проживу без этого. А остальные три миллиона — это собственный дом, карьера лектора: лекции старателей, добившихся успеха, пользуются огромным спросом. Кроме того, постоянный доход от рекламы на телевидении, женщины, пища, машины, путешествия, опять женщины, слава и снова женщины… Но ведь еще остаются проценты. Они могут быть как угодно велики — все зависит от того, какую выгоду смогут извлечь исследователи Корпорации из найденных предметов. Находка Шери — это именно то, ради чего существуют Врата, золотой горшок и конец радуги.

Мне потребовалось около часа, чтобы добраться до больницы — три сегмента туннеля и пять уровней в шахте. Я все время хотел повернуть и уйти назад.

Когда мне удалось очистить свои мозги от зависти или, вернее, упрятать ее так далеко, что она перестала бросаться в глаза, я вошел в больницу, но Шери уже спала.

— Можете войти, — разрешил дежурный санитар.

— Я не хочу ее будить.

— Вряд ли вы ее разбудите, — ответил он. — Но, конечно, лучше ее сейчас не тревожить. Кстати, она разрешила пускать к ней посетителей.

Шери лежала на самой нижней из трех коек. Просторная палата была рассчитана на двенадцать человек, но заняты были только три или четыре койки. Две из них оказались завешаны шторами из молочного пластика, сквозь них почти ничего не видно. Не знаю, кто там лежал, но когда я появился, в палате стояла мертвая тишина.