Хидэёси. Строитель современной Японии

Нобунага активно интересовался всем этим. В самом деле, с 1568 г. число таких списков, пропорционально его личным успехам, стало увеличиваться по восходящей кривой, тем более приближавшейся к вертикали, чем существенней были нужды армии. Чтобы дело двигалось быстрей, он поощрял «кадастры на основе анкет» (саси даси кэнти), составленные как сборники вопросов, адресованных реальному или предполагаемому собственнику земли. Цель заключалась в том, чтобы ускорить операции, которые реальное измерение земель поневоле замедляло; но, если эта процедура была удобной, она оказывалась при этом не очень достоверной — похоже, существовал большой соблазн подавать ложные декларации, чтобы уйти от налогов! Нобунага отреагировал на это в своей манере, как всегда, жестокой: когда в области Нара появился его уполномоченный Такигава Кадзумасу, чтобы надзирать за составлением кадастровых списков, он прибыл с настоящей армией и начал с того, что отрубил головы четырем богатым крестьянам — предполагаемым авторам фальшивых деклараций. Этот метод, опиравшийся на неизбежные доносы и проявления недоброжелательства, несомненно должен был у многих отбить охоту лгать.

Но, вопреки расчетам Нобунага, он оказался применимым не везде. На монастырских землях монахи издавна привыкли защищать свое имущество и свои идеи с оружием в руках, поэтому на ревизоров кадастра они без колебаний обрушивали мечи, и рутинная фискальная операция очень часто выливалась в форменное сражение.

В целом, похоже, Нобунага недооценил запутанность ситуации с правами и зависимостями, определявшими тогда официальный статус земель, доходы с которых не всегда доставались ему так легко, как он рассчитывал. Словом, по-видимому, Нобунага, человек умный, но раздражительный, алчный и нетерпеливый, ничего не понял в хитросплетениях административного и феодального права своего времени. Для него важны были только деньги, о которых иногда несколько опрометчиво говорят, что самураев они не интересовали; однако крупные полководцы без них обойтись не могли.

Хидэёси наблюдал, размышлял, оценивал наличные силы — такие, как неожиданно могущественные монастырские общины, военная значимость которых уже почти сравнялась с их духовным или экономическим влиянием. Из этого он несомненно делал вывод о неимоверной запутанности ситуации и о необходимости принять суровое решение: провести реорганизацию на основе единственно возможного, незыблемого образца — модели эпохи Нара, славной Японии VIII века или, еще проще, — Японии былых времен, историческое представление о которой, возможно, было и смутным, но точно отражало национальную идентичность.

Глава IV В НАПРАВЛЕНИИ СТОЛИЦЫ

В направлении Киото

Сколь бы могущественной ни была провинция, сколь бы раздробленной ни выглядела феодальная страна, моральное и официальное признание нельзя было обрести нигде, кроме столицы, этой точки схождения линий, идущих из прошлого, в котором живые находили для себя легитимизацию. Нобунага, Хидэёси — мелкие феодалы, у которых всё, кроме успехов оружия, могло быть оспорено и оспаривалось, — более чем кто-либо нуждались в том, чтобы их облекли полномочиями в Киото, уже почти восемьсот лет как резиденции императора.

А ведь едва Нобунага водворился в земле Мино, в 1564 г., он получил очень любопытное письмо, подписанное царствующим императором Огимати. Там суверен привел весьма причудливый список владений в Мино и Овари, непосредственно подчиненных короне; он сообщал, что рассчитывает вернуть их (и причитающиеся ренты) благодаря авторитету Нобунага, которого без колебаний именовал, прибегая к китайским выражениям, которые применялись для оценки пригодности того или иного человека к власти, «лучшим из всех, тем, чье вдохновение следует Путем Неба». Странная похвала авантюристу в устах императора: должно быть, последний был беден и находился на грани нищеты, как и все его предшественники в течение более ста лет, пока длились внутренние войны! Уже несколько лет как вступив на престол (в 1557 г.), он еще даже не был коронован, потому что денег, необходимых для церемонии вступления во власть, у него никогда не было.

И он искал того, кто заплатит, кто даст больше, — решение рискованное, но как раз со стороны Нобунага, казалось, в меньшей степени следовало ждать неприятностей, чем со стороны других. При всем масштабе своих амбиций, Нобунага в конечном счете был только простым даймё, военным вождем из числа многих других, столь же компетентных, как и он, и имеющих лучшее происхождение. Достаточно сильный, чтобы помочь, недостаточно уважаемый, чтобы помешать, — разве он не был лучшим защитником императорского дела? Это сочетание выглядело настолько удачным, что в то же время к тем же выводам пришло и окружение сёгуна.