…Что касается обитателей поселка [Нагахама], я велел освободить их от всех видов повинностей только потому, что пожалел их. Но совсем не следует, чтобы они толковали закон на свой лад и приглашали в поселок фермеров из окружающих деревень.
Им позволено приглашать людей из других поместий, но непозволительно звать людей из моих собственных поместий на севере земли [Оми] и рассылать общие приглашения, чтобы народ приезжал без конца и чтобы пустели целые деревни, поскольку их жителям приятней не платить налог. Я вижу, что это происходит, потому что освободил людей поселка от
[Тем не менее] я сохраняю освобождение [для тех, кто уже живет в поселке]… потому что этого от меня потребовали вы… Прошу вас, объясните это внятно… (12 декабря 1574 г.)
Здесь возникает светлый образ Нэнэ, исполненной сострадания, и видно, что Хидэёси не был глух к ее призывам. Они служили интересам и его политики: разве не соблазнительно переманивать население из соседних ленов? Это значило отбирать у соперников рабочие руки.
Прочно засевший в провинции Оми, на превосходной стратегической позиции, в богатой области, находившейся в авангарде аграрного прогресса (здесь опробовали новые методы земледелия), Хидэёси парадоксальным образом оказывался ближе к столице, чем его господин. Может быть, это было и неплохо, — Нобунага уже возбудил к себе ненависть своими излишествами и требованиями денег, сопровождавшимися грубым насилием.
Извлечет ли «Обезьяна» выгоду из этих козырей? Возьмет ли в свою очередь власть, не дожидаясь более ничего? Зная, что позиция «второго» позволяет умелым людям подниматься выше, чем положение «первого», спешно приобретенное и плохо обеспеченное, Хидэёси все-таки предпочитал сохранять верность сюзерену.
ОГОНЬ НАГАСИНО
Лучшие стратегические приемы — те, которые осуществляются вовремя; весть о смерти Такэда Сингэна скрыто пробивала себе дорогу, пробуждая жгучую ненависть в душах некоторых.
Кацуёри, его сын, не простил ни кончины отца, ни использования огнестрельного оружия, ставшего ее причиной, орудием вероломного злодейства. Глаз за глаз, зуб за зуб! Старый Сингэн погиб в Микава, под крепостью, принадлежащей роду Токугава? Значит, реванш будет взят в Микава и в борьбе с Токугава.
Кацуёри выбрал Нагасино, крепость, побывавшую в руках Такэда и отбитую Токугава Иэясу несколько месяцев назад, в 1573 году. Ее командиром был поставлен надежный человек, Окудайра Нобумаса; лишенный средств к сопротивлению, ошеломленный тем, что на него могут напасть в самом сердце владений Токугава, и считая свое положение безнадежным, он в качестве последнего шанса обратился за помощью к Нобунага. Однако Нобунага, которого Иэясу известил давно, уже двигался к осажденной крепости во главе огромной армии в 50 тысяч человек, крайне поспешно набранной Хидэёси. Одни только боги знали, какие последствия повлечет готовящееся столкновение, — в те трудные времена, когда похожие борющиеся силы никогда не могли надолго оттеснить друг друга, тот, кто проигрывал сражение, часто проигрывал и войну.
Когда гонец сообщил о неизбежном прибытии подкреплений, он спешно направился к другим соратникам, чтобы принести им надежду и призвать не поддаваться слабости. Но тем временем блокада усилилась — пройти стало почти невозможно. Схваченный при обратном переходе через рубежи Такэда, он был распят у подножия стен Нагасино, на глазах у своих, которые, блокированные внутри форта, ничем не могли ему помочь. Так началась первая великая битва Японии нового времени — битва при Нагасино 1575 года. Поскольку, что бы ни воображали себе Такэда, силы присутствующих армий на сей раз не имели никаких шансов сравняться. Отказавшись от китайских тактических принципов, отринув древние самурайские правила, Хидэёси применил любопытную и убийственную новинку — вооружил три тысячи пехотинцев фитильными мушкетами, и его изобретательный ум уже измыслил новую стратегию.