У него возникает желание подпортить семейную идиллию. Ему хорошо известно, чем заканчиваются такие вечера. Оскар прямо из приемной направится в «Драйвинг Рейндж», где, вопреки собственным рекомендациям, будет упорно перенапрягать мышцы, чего никак нельзя делать при эпикондилите локтевого сустава, только чтобы не быть здесь, потому что и этим вечером гармония нарушится, все обернется очередной ссорой, во время которой Анна-Мари будет ставить матери в укор, что та вечно молодится, и кричать, что ей стыдно за это перед окружающими. Тиль представляет, как Карола выпрямляется, занимая оборонительную позицию, как у нее напрягается каждый мускул; при этом она не сводит глаз с дочери. Как старается говорить как можно четче, но слова у нее во рту наталкиваются друг на дружку, смешиваются в бессмысленную кашу. Как это будет идти вразрез с ее элегантными движениями, и Анна-Мари, как всегда, бросит: «Видишь? У тебя снова язык заплетается!» В этот момент размолвка уже будет неизбежна, и он услышит, как скрипит первая дверь. «Что ты себе воображаешь!» – захлопнется за ней другая. После этого обычно воцаряется тишина.
Но пока еще по телевизору идет детектив, сопровождающая его мелодия то затихает, то вновь звучит. Тиль понимает, что у него недостаточно сил, чтобы изменить ход вечера. Он осторожно закрывает за собой дверь на кухню и включает свет, который тут же отскакивает от полированных стальных и гранитных поверхностей. Берет тост, намазывает на него по меньшей мере сантиметр майонеза, кладет сверху грудинки и твердого сыра с альпийских лугов. Он уже давно ничего не ел. Четыре-пять кусков хлеба не помешало бы положить про запас в комнате. За спиной ощутимо жарит тостер; взгляд Тиля скользит по окружающей обстановке. Сталь и гранит. Он видеть их не может. Была бы его воля, он все отделал бы простым, отнюдь не ореховым деревянным покрытием, спрятал бы каждый отдельный предмет в теплую древесину.
Ему приходится максимально сконцентрироваться, чтобы не быть подстреленным в числе первых. Рука тянется за тостами лишь в те недолгие секунды, когда опасности нет. Он больше не из тех, кто отбивается от группы и кому приходится ждать, пока другие придут и вызволят его из оцепенения. В этом раунде он даже оказался в числе последних выживших своей команды. Он уже было собирается отпустить провокационный коммент в групповом чате, как тут его все же накрывает взрывом. В последние дни парень много бродил по «Фау-2», который он, как ему казалось, более или менее успел изучить раньше, и заплутал настолько, что с трудом мог сообразить, в каком месте находится. «Где тебя отфризить???» – спешит на помощь
Из раза в раз парень выбирает сторону эсэсовцев. Раздается звонок; на дисплее смартфона возникает лицо Ким. Тиль осматривает взрыватель: заложить взрывное устройство союзники пока не успели. На экране по-прежнему горит одно из тех редких фото, что ему удалось сделать с девушкой, – этот кадр стоил ему долгих уговоров, поскольку та упорно полагала, что в фотографии на телефоне будет вечно томиться ее душа. Ее стрижка была тогда чуточку короче, а вот веснушки, казалось, за последнее время только умножились. На щеках и на лбу у нее крошечные пятнышки туши, но разглядеть их можно, только если знать, что квадратный лист картона, лежащий перед ней на столе – одно из ее произведений. Ким часто бесили ее оттопыренные уши, и по одной только этой причине она не раз думала отрастить волосы. «Это наследственное, – любила повторять она. – Это у меня от отца». Как и все остальное, что с ней только могло случиться плохого – все от него. Тиль был единственным везением в ее жизни, потому что только он один не смотался по прошествии некоторого времени. И он искренне считает, что Ким из тех девушек, чертовски красивую внешность которых не портит даже небольшая лопоухость.
«Погодите…» – бросает он в чат и жмет на паузу. Его персонаж, все так же стоя перед детонатором, принимается покачиваться из стороны в сторону, словно пьяный.
– Да?
– Я на остановке.
– Где?
«
– Я скоро приду.
«
– Я к тебе.
Тиль не двигается с места.
«
– Тиль?
«
– Ты еще там? Я собираюсь к тебе.