Хикори, дикори, док...

Инспектор мягко отстранил Найджела, подошел к скорчившемуся телу, встал на колени, поднял голову девушки, несколько мгновений пристально вглядывался в ее лицо, а потом осторожно положил голову на пол. Когда он поднялся с колен, лицо его было мрачным, у губ легла жесткая складка.

— Нет! — воскликнул Найджел высоким неестественным голосом. — Нет! Нет!! Нет!!!

— Увы, мистер Чэпмен. Она мертва.

— Нет! Нет! Только не Пат! Боже мой, Пат, глупышка… Отчего она…

— Вот, посмотрите.

Орудие убийства было весьма простым: мраморное пресс-папье, засунутое в шерстяной чулок.

— Удар пришелся по затылку. Такая штука срабатывает безотказно. Не знаю, утешит ли это вас, мистер Чэпмен, но она даже не успела понять, что произошло.

Найджел, дрожа, опустился на кровать.

— Это мой носок… Она собиралась его заштопать… О господи, она собиралась его заштопать!

Внезапно он разрыдался. Он плакал, как ребенок, отчаянно и безутешно.

Шарп продолжал размышлять вслух:

— Она хорошо знала этого человека. Он взял пресс-папье и тихонько запихнул его в носок. Вам знакома эта вещь, мистер Чэпмен?

Он отогнул край носка и показал пресс-папье Найджелу.

Тот, всхлипывая, ответил:

— Оно всегда стояло на столе у Пат. Это Люцернский лев.

Найджел закрыл лицо руками.

— Пат… О, Пат! Что я буду без тебя делать?

Потом вдруг выпрямился и тряхнул головой, откинув со лба взлохмаченные светлые волосы.

— Я убью того, кто это сделал! Я убью его! Изверг, мерзавец!

— Успокойтесь, мистер Чэпмен, успокойтесь. Конечно, я понимаю ваши чувства. Какая страшная жестокость!

— Пат никому не причиняла зла…

Инспектор Шарп проводил Найджела до дверей, выражая ему свои соболезнования. Потом вернулся в комнату и, наклонившись над мертвой девушкой, осторожно вытащил что-то из ее руки.

Джеронимо, по лбу которого катились капли пота, смотрел на полицейских испуганными черными глазами.

— Я ничего не вижу. Ничего не слышу, верьте мне. Я ничего совсем не знаю. Я с Марией в кухня. Я начинаю готовить минестрони. Я теру сыр…

Шарп прервал его словоизлияния.

— Никто вас не обвиняет. Мы просто хотим кое-что уточнить. Кто был в общежитии после шести часов?

— Я не знаю. Как я могу знать?

— Но вам же из кухонного окна прекрасно видно, кто входит в дом, а кто выходит, не так ли?

— Да-да…

— В таком случае расскажите нам.

— Они все время ходят туда-сюда в это время.

— Кто был в доме с шести вечера до нашего приезда, до без двадцати пяти семь?

— Все, кроме мистер Найджел, миссис Хаббард и мисс Хобхауз.

— Когда они ушли?

— Миссис Хаббард уходила перед чай, она еще на улица.

— Так. Дальше.

— Мистер Найджел уходил полчаса назад, приблизительно. Около шесть часов. Он был очень расстроенный. Он пришел с вами сейчас.

— Ага, хорошо.

— Мисс Вэлери, она выходила ровно в шесть. По радио как раз время: пип-пип-пип. Она одетая для коктейль, очень нарядный. Она еще не пришла.

— А все остальные были здесь?

— Да, сэр. Все.

Шарп заглянул в записную книжку. Он отметил время, когда звонила Патрисия. Это произошло в шесть минут седьмого.

— Значит, все уже были здесь? А может, кто-нибудь пришел в промежутке между шестью и половиной седьмого?

— Только мисс Салли. Она ходила посылать письмо почтовый ящик и возвращался.

— Вы не знаете, когда точно она вернулась?

Джеронимо наморщил лоб.

— Она возвращалась, когда были новости.

— Стало быть, после шести?

— Да, сэр.

— А что именно передавали?

— Не помню, сэр. Но не спортивные новости. Потому что, когда по радио спорт, мы выключаемся.

Шарп мрачно усмехнулся. Весьма широкий простор для деятельности. Исключить можно было только Найджела Чэпмена, Вэлери Хобхауз и миссис Хаббард. Предстоял долгий, утомительный допрос. Кто был в гостиной, кто нет? Кто мог за кого поручиться? Вдобавок ко всему у многих студентов, особенно у азиатов и африканцев, отсутствует чувство времени.

Работенка инспектора ждала незавидная. Но выполнить ее было необходимо.

Обстановка в комнате миссис Хаббард была гнетущей. Сама миссис Хаббард, еще не успевшая переодеться в домашнее платье, сидела на диване; ее милое круглое лицо вытянулось, в глазах застыла тревога. Шарп с сержантом Коббом сели за маленький столик.

— Наверное, она звонила отсюда, — сказал Шарп. — После шести в гостиной было много народу, и все утверждают, что из холла в это время никто не звонил. Конечно, целиком полагаться на этот контингент нельзя, они никогда не следят за временем. И все же скорее всего она звонила отсюда. Вас не было, миссис Хаббард, но ведь вы, наверное, не запираете дверь?

Миссис Хаббард замотала головой.

— Нет… Миссис Николетис всегда запирала, а я — нет…

— Хорошо. Значит, Патрисия Лейн звонила отсюда, она была страшно взволнована тем, что вспомнила. А когда она разговаривала, кто-то сюда заглянул или вошел. И тут Патрисия замолчала, повесила трубку. Почему? Может, потому что именно этого человека она и подозревала? Или же просто решила, что осторожность не помешает? Оба предположения вполне вероятны, но я лично склоняюсь к первому.

Миссис Хаббард закивала, соглашаясь с инспектором.

Тот продолжал: