Хиллаут

Пробуждение вышло привычно тягостным, с того момента, как изменился мир, мне все никак не удавалось выспаться. Вначале это были "игры" со Свободнорожденными, потом просиживание в сети интернета до полуночи, а затем отношения с Мариной. При воспоминании о девушке, мой организм отреагировал вполне характерным образом.

Сет "медбрат" в комнате отсутствовал, видимо никто не подобрал мою одежду в столовой и не принес ее в комнату. В шкафу нашлись только постельные принадлежности, несколько пододеяльников, простыней, и тому подобное. Взяв полотенце, я обернул его вокруг пояса и вышел из комнаты. В помещении больницы царило привычное безлюдье, спускаясь вниз по лестнице, я испытывал легкое смущение и дискомфорт от продолжающейся эрекции.

– О! Привет, а все думал куда ты подевалась! – оказавшись на первом этаже, я увидел сидевшую на своем месте Марину.

– Еще скажи, что скучал, – проигнорировав приветствие, язвительно и без тени радости в голосе ответила девушка.

– Мариш, ты чего? – растерялся я: – я же действительно о тебе переживал, ты знаешь, а меня похитили, я вот вернулся, а тебя нет, и…

– Хватит врать! – перебила меня она, повысив голос: – ты такой же как все, только болтаешь! А как доходит до дела, так только о себе и помнишь! Что? Не мог сразу согласится на их условия? Обязательно было из себя героя корчить!? А то что из-за твоих амбиций меня опять чуть не изнасиловали, тебе наплевать?

Поток брани, нелепых обвинений, досужих домыслов, медсестра извергала из себя все, что накипело. Когда пошли упреки в том, что я что-то там должен был ради нее сделать, я молча развернулся и ушел. Спускаясь по лестничному пролету в морг, я чуть не потерял полотенце. Пропавшая эрекция ослабила ткань, пришлось по новой обмотать себя, потуже завязывая узел.

"-Кстати, надо бы к матери зайти, узнать, как у нее дела", - приступив к своей работе, я постарался переключиться на что-нибудь другое, изгоняя слова Марины из своих мыслей.

В столовке как и прежде "царствовала" Татьяна Семеновна, увидев меня в полотенце, она всплеснула руками и скрылась за раздачей. Через минуту женщина вернулась, держа в своих руках мою одежду.

– На вот, я подобрала, чтоб не пропало, думала ты еще вчера за вещами зайдешь, – нарочито отвернувшись, чтобы не смущать меня во время переодевания, переживала она.

Сердечно поблагодарив за проявленную заботу, я обратил внимание на приготовленные блюда. Сегодня они были намного лучше того, что выкладывалось в первые дни моего здесь появления. Доставляемые на кухню продукты становились все лучшего и лучшего качества. Проработавшая всю жизнь поваром в социальном общепите, женщина хоть и медленно, но отказывалась от прежних привычек припрятывания лучших кусков и никому теперь не нужной экономии.

– Это не тарелки, а кастрюли какие-то, – кивнув на раздачу, я охарактеризовал тару, в которую повар разложила приготовленную еду.

– Бери-бери, все равно остается, объем поставок как на сто человек, а вас здесь всего семеро питается! – начала причитать Семеновна: – я уже все холодильники провизией забила! Вот ни сегодня завтра все прекратится и тогда перейдем на сухой паек! Вы мне все еще спасибо скажете!

– Отчего же все должно прекратиться? – выбирая из стоящих передо мной сковородочек ту, где мясо позажаристей, поддержал я ее болтовню.

– А то как же?! Вот намедни хозяйку убили, а кто новый придет? Пока воевать за хлебное место будут, у нас все запасы и кончатся, – кассирша привычной скороговоркой делилась новостями и сплетнями.

– Как убили? – опешил я.

Новость о том, что ма умерла, выбила меня из колеи. Продолжая заполнять поднос едой, я пропускал мимо ушей слова болтающей Семеновны. Через пару минут меня попустило, мысль о том, что смерти больше нет, помогла справиться с накатившими чувствами.

Повернувшись к кассе, я увидел надувшуюся Татьяну Семеновну. Очевидно во время своего монолога она не дождалась от меня ни одного произнесенного вслух междометия. Решив, что таким образом я показываю отсутствие интереса к ее словам, она замолчала, обидевшись.

– Татьяна Семеновна, вы наверное не знали, но убитой хозяйкой была моя родная мама, – хорошие отношения портить не хотелось, так что я поделился информацией, переставшей быть актуальной: – вы уж меня извините, но..

Дальше говорить ничего не пришлось, кассирша-повар сама додумала себе все что нужно. Тут же простив мне мое поведение, она переключилась на соболезнования а так же уверения, что вскоре мама возродиться и все будет как прежде. Переждав словестный всплеск чужих эмоций я наконец-то смог отойти от раздачи и сесть за угловой столик.

Обедать одному в последнее время мне доводилось не так уж часто, опять вспомнив о Марине, я прикинул шансы на восстановление наших отношений. Идея найти ее, извиниться, признаться в чувствах, пришла и ушла. Отчего-то мне казалось, что чтобы я ни сказал или сделал, все будет воспринято как попытка затащить ее в постель.

"-Ну, впрочем ведь так оно на самом деле и есть", - доедая обед, я все же нашел силы признался в этом хотя бы самому себе.