Хиллингар

Огни отеля и свет прожектора на отчаливающем баркасе остались далеко позади и теперь едва проглядывали сквозь туман бледными светлыми пятнами. Справа темнели скалы. Мы проезжали мимо каких-то высоких мачт или столбов – их вершины терялись в пелене. Свет фар выхватил погнутый указатель, за которым перегораживая путь виднелся ржавый шлагбаум. Максим съехал с дороги и оставил фургон под скалой. Выключил двигатель и вокруг повисла непривычная мертвая тишина.

Мы выбрались из фургона. Под ногами потрескивала мерзлая глина. Там, где заканчивалась тяжелым железным обухом шлагбаума дорога, начинались темные призраки строений. Они проглядывали сквозь туман массивными тенями. Одно из находилось строений совсем близко, и я видел на его бетонной стене выведенные краской буквы: «Кола-фосфат».

Аня отошла на пару шагов назад и сделала пару фотографий.

– Не теряемся и держим фонари включенными, – негромко сказал Максим.

– Фото без комментария сразу на канал, – сказала Аня, – как учил меня великий гуру.

Она похлопала меня по спине.

– Взгляни какая прелесть. По ним определенно заинтересуются нашей будущей историей.

– Или найдут наши холодные трупы, – невесело отозвался Максим. – Идемте. Только смотрите под ноги.

Все вокруг казалось серо-белым, словно другие цвета просто ушли из этого городка вместе с людьми. Я ожидал что-то вроде улицы с двумя рядами домов, один конец которой упирается в шахту. Но городок был совсем другим. Мы шли вдоль бетонной стены огромного здания, узкие окна которого уцелели и отражали молочную пелену. Тут было что-то вроде фабрики или ангара – не понять. На табличках у заколоченных дверей не разобрать букв, краска давно слезла, обнажив ржавый металл. Справа стояли один за другим два барака. В потемневших от времени бревнах зияли проемы выбитых окон. Еще одно здание чуть поодаль – трехэтажное. На его плоской крыше проглядывала сквозь туман паутина антенн и проводов. И что-то огромное серым валуном застыло между его стеной и деревянным ангаром.

Аня шла впереди, держа перед собой телефон и записывая каждый шаг. Я пару раз пытался пересечься с ней взглядом, но у Ани было то самое выражение лица, когда она полностью погружена в себя и почти не реагирует на внешние раздражители. Максим замыкал наш маленький отряд. Я пытался заговорить с ним, но он только приложил палец к губам и кивнул в сторону дороги. Я так и не понял, что он имел в виду.

С каждым шагом туман становился все плотнее. Но у самых скал он заметно редел и обнажал неровные, изъеденные ветрами и машинами склоны. Бетонная плита, перекрывавшая вход в штольню, хоронила все наши надежды пробраться внутрь. Из-под нее торчали ржавые рельсы, на которых покоилась не менее ржавая вагонетка. На ее дне поблескивал лед.

– Судя по карте, тут неподалеку еще одна штольня, – громко шепнул Максим.

– И совсем невелики шансы, что она не запечатана как эта, – добавил я.

Аня покусывала губы.

– Попробуем найти другой вход или сначала в поселок?

– Поищите, – сказал я. – А я пока осмотрюсь.

– если что – орем четко и в полный голос, – усмехнулся Максим. Они заспешили вдоль склона и вскоре скрылись в тумане. Только яркий экран телефона, который Аня держала почти над головой, все еще блестел сквозь пелену.

Я остался в тишине. Ковырнул ногой мерзлый камень, и он отлетел к вагонетке. За бетонной плитой едва слышно выли сквозняки. Оставаться одному в подобном месте было бы жутковато, но, к счастью, ни к темноте, ни к заброшенным местам я не питал особого страха. Только уважение как к произведению искусства. Красота запустения – сама по себе искусство, которое мало кто ценит. Что бы тут не происходило на самом деле, это место точно достойно хорошего поста в блоге. Я опустил сумку на землю и зашагал в сторону поселка. С каждым шагом очертания домов становились все темнее, словно они выплывали из глубины. На стенах следы краски. Жирная стрелка указывала на медпункт, которого не было видно в тумане. Под самым откосом крыши покачивался разбитый фонарь.

Дверь протяжно скрипнула, впустив меня в узкий коридор, за которым из распахнутых дверей струился на пол бело-молочный свет. Тут когда-то жили люди, но сейчас не осталось почти ничего, кроме стен и остатков мебели. В конце длинного коридора виднелась лестница на второй этаж. Я неспеша брел по узкому проходу, заглядывая в приоткрытые двери. Закрытые старался не трогать. Все же легкое чувство неловкости оставалось, хотя чьи-то ноги бегали по этим доскам лет сорок назад, а может и больше. Две комнаты были абсолютно пусты, только обрывки старых желтых газет устилали дощатый пол. В третьей стоял стол со следами клеенки. Над ним, почерневшая от времени, висела картина и казалась темным окошком в стене. На полу лежали корешками вверх раскрытые книги и даже старый, свернутый трубочкой журнал.

Я прошел мимо старой душевой. Из выбитой в стене дыры торчали старые трубы. Вырванные краны валялись здесь же под разбитой раковиной. Следы от вырванной проводки перечеркивали стену и упирались в потолок.