Химават

Не раз отмечено в литературе, что знаменитая “чашка чаю” ни к чему не обязывает. Может быть, и суждения, произнесенные за столом, тоже ни к чему не должны обязывать, а между тем часто они имеют очень глубокие последствия. В таких беседах за “чашкою чаю” люди и не думают о том, что отдельные произведения являются лишь лепестком всего oeuvre. Вряд ли даже опытный садовод или ботаник взялся бы судить о всем растении по одному лепестку цветка.

Решительно во всех родах творчества — в литературе, и в музыке, и в живописи — всюду нужно внимательное и бережливое отношение. Каждому приходилось читать и слышать, как авторам навязывали многое, им совершенно несвойственное, цитируя лишь обрывки из их неразрывного потока мыслей. Ведь не случайные люди берутся судить. В каждой области есть свои самоопределенные судьи.

Говорят, что общая оценка меняется трижды в столетие, так, как бы по поколениям. Понаблюдать эти извилины оценок очень поучительно. Сколько посторонних соображений будет влиять на общественное мнение! Соперничество издательств, или корысть продавцов художественных произведений, наконец, всякие разнообразные формы зависти и вражды так сложно отражаются на оценках, что будущему исследователю-историку часто совершенно невозможно разобраться. Можно бы привести к этому множество примеров.

Давайте не будем касаться некоторых эпизодов из мира коллекционеров, конкуренция среди которых доводит их до недостойного поведения. Очень важно помнить, что оценки творческой работы необыкновенно уклончивы и несут в себе много личного. Вспоминается, как некий любитель музыки предупреждал хорошо известного музыканта не играть в некоторые дни, так как у влиятельных критиков была зубная боль. Но когда ко всем этим пристрастным случайностям присоединяется еще и полное невежество в отношении творчества того или иного деятеля, тогда положение становится поистине трагичным.

Вспомним любого многотомного писателя. Можно ли судить о нем, не зная последовательно всех его трудов? Конечно, можно судить отдельные произведения автора, но тогда это будет суждение о произведении, но не обо всем творческом oeuvre. И не только как биография большой личности, но еще более ценно следить накопление творчества и все пути его выражения. Вот тогда еще раз вспоминается это удачное в смысле своем слово oeuvre. Оно заставляет особенно широко помыслить, заставляет очертить целое явление и широко рассмотреть его влияние и последствия.

История, переходя от oeuvre личного, оценивает и oeuvre целой нации, целой эпохи. Если историк не научится на малом доступном, то каким же способом он приблизится и охватит широкие задачи? Прежде чем думать о таких широких задачах, надо помыслить о добросовестности суждений частных и личных. Тот, кто поставил себе задачу всегда оставаться в пределах истины, тот научится разбираться во всех случайностях и бережно сопоставит причины и следствия.

Сейчас, когда так много преломлений и смешаний, каждое четкое, и честное, и сердечное охватывание предмета будет особенно нужной и современной задачей. Мы только что читали, как Стоковский определенно выразился о вреде механической музыки для истинного творчества. Стоковский справедливо напомнил, что даже в самих вибрациях, передаваемых непосредственно или механически, огромная разница. А некоторые инструменты вообще неощутимы при механической передаче.

Во время, когда и музыка, и сценическое искусство, и живопись подвержены всяким махинациям, именно тогда оценки творчества должны стать еще точнее, глубже и обоснованнее. Именно теперь, когда современный уклад стремится к краткости, отрывчатости и случайности, тогда нужно особенно устремиться к оценкам на основе всего oeuvre.

Поздравляю всех истинных поклонников красоты, которые помогают сделать замечательные произведения общеизвестными и почитаемыми.

Судьба

“…Рембрандт с первых же шагов своей деятельности выходит за пределы локального значения, и все его дальнейшее творчество есть явление общечеловеческого смысла. Тяжелая трагедия его жизни и деятельности теряет чисто бытовой и исторический смысл, а становится, подобно трагедиям всех великих страдальцев, огромным символом. При этом символизм искусства и жизни Рембрандта носит роковой характер. Все, что случилось с ним, должно было случиться по каким-то верховным законам. Весь ужас этой жизни приобретает именно благодаря своей чрезмерности грандиозную красоту. Это подлинная Голгофа, крест, непосильный для средних людей, испытание, которого удостаиваются лишь избранники.