Химават

Несомненно, радость Киевского искусства создалась при счастливом соседстве скандинавской культуры. Почему мы приурочиваем начало русской Скандинавии к легендарному Рюрику? До известия о нем мы имеем слова летописи, что славяне “изгнаша Варяги за море и не даша им дани”; вот упоминание об изгнании, а когда же было первое прибытие варягов? Вероятно, что скандинавский век может быть продолжен вглубь на неопределенное время.

Как поразительный пример неопределенности суждений об этих временах, нужно привести обычную трактовку учебников: “прибыл Рюрик с братьями Синеусом и Трувором”, что по толкованию северян значит: “конунг Рурик со своим Домом (син хуус) и верною стражею (тру вер)”. Поэтому я бы предложил другое толкование знаменитой фразы: очень вероятно, что она была изречена не древними русичами, а скандинавскими колонистами, населявшими берега северной реки Волхов. Должно быть, это они упросили Рюрика из-за озера Ладоги (которое очень напоминает море и куда он, скорее всего, приезжал из Скандинавии на охоту) приплыть и содействовать их военной защите. И этот человек со своими домочадцами и стражей, со своим богатством и, возможно, с любовью к приключениям прибыл по просьбе своих соотечественников. Постепенно его род воинов, осевший на севере России, был привлечен киевским княжеством, где статус князя ценился выше, чем воина, и сулил должность государственного деятеля.

Обращаясь к глубине веков, мы находим границы прошлого реального бытия. Может показаться, что лишь пыль осталась поверх этих границ, и любителю трудно поверить, что это не просто теория скучной археологии, которую нас просят усвоить, а реально сохранившиеся частицы чарующего великолепия, существовавшего в прошлом. Для каждого настало время понять, что искусство не только там, где оно на виду у всех, но и где многое, многое еще скрыто от нас покровом времени. И то, что кажется скучным сейчас, однажды откроется, озаренное радостным восприятием. Наблюдатель станет творцом. В этом и состоит очарование прошлого и будущего.

Фантастические барельефы на северных скалах, высокие холмы среди торговых путей, длинные кинжалы и наряды с богатым рисунком заставляют полюбить жизнь Севера; они пробуждают уважение к древним формам красоты, по ту сторону которой наше воображение погружается в темные глубины бронзового века.

Можно также обнаружить огромное количество произведений искусства, принадлежащих к таинственным и малоизвестным эпохам, наиболее далеким от нас. Может ли зверь финской фантасмагории быть чуждым искусству? А чарующие формы Дальнего Востока избежать художественного вдохновения? Могут ли первые орудия труда древнего мира быть отвратительными в руках скифов? А украшения сибирских кочевников считаться грубыми?

Нет, эти находки сродни искусству, и можно лишь позавидовать ясному замыслу древних. Они воплощали в них символы, которым придавали так много значения и создавали четкие, хорошо различимые многообразные художественные формы.

Это присутствует и в таинственных тенетах бронзового века, к которому мы обращаемся. Каждый день приносит новые достижения. Карнавальное шествие народов проходит перед нами. За блеском и позолотой византийцев мы видим бредущие пестрые толпы финнотюрков. Погружаясь еще в более дальние времена, величественно шествуют великолепные арийцы. Еще дальше — потухшие костры неизвестных странников, их бессчетное множество.

Эти дары оставлены всем нам, стремящимся к неонационализму. К ним обратятся юные поколения, благодаря им, они станут сильными и разумными. Если тупой современный национализм в искусстве превратится в неонационализм, то основанием последнего станет великий древний мир с его подлинным представлением о правде и красоте. Когда-нибудь эта правда и красота займет достойное место в прекрасном будущем.

Собирание

Издревле собирание являлось признаком устойчивости и самоуглубленности. Очень поучительно обозревать от наших дней до глубины веков различные способы собирания и изучения искусства. Опять, как и во всех спиралях нарастания, мы видим какие-то почти завершающиеся круги, но иногда почти неуловимое повышение сознания создает новую ступень, которая отражается на многих страницах истории искусства. Мы видим, как чередуются специализация и синтез. Обобщительные собирания, сложенные внутренним сознанием собирателя, сменяются почти аптечной классификацией, в педантичности иногда уничтожая всякий огонь новых открытий. Еще не так давно считалось бы дилетантством комбинировать готические примитивы с ультрасовременными исканиями. Даже считалось бы непозволительным иметь просто коллекцию красивых медалей и монет. Педантизм заставил бы сократить кругозор лишь на известной эпохе, ограничив известным типом и характером предметов.