Химера

Судя по выражению его лица, теперь Ольгерд пребывал в тяжких сомнениях — с одной стороны, он, как добропорядочный гражданин, должен был схватить меня и немедленно препроводить в полицию. Или передать с рук на руки дворцовым стражникам. А с другой стороны, в качестве моего слуги, он был просто обязан оказать мне всемерную помощь, как попавшему в трудное положение.

Посмотрев на сиротливые столбики от балдахина, я силой воли заставил себя собраться с мыслями и произнес как можно увереннее:

— Знаешь Ольгерд, я бургомистра не убивал, — сказал я, переодеваясь в только что принесенную слугой чистую одежду. — Да и зачем? И потом, сам посуди, если бы я его убил, так чего ради мне появляться на месте своего преступления? Чтобы перемазаться в крови?

— Не ведаю, повелитель.

— Я уже никакой не повелитель, сам мне только что рассказал. И я не могу сейчас ничего приказывать, только просить. Поэтому я тебя прошу, помоги. А когда… И если! Я найду настоящего убийцу, то ты сможешь потребовать что угодно. В пределах моих возможностей, конечно. А если меня восстановят в должности, то я сделаю для тебя так много, как это будет в моих силах. Называй меня Алекс и на «ты», как будто мы просто друзья. А пока спрячь меня где-нибудь. Но так, чтобы я все-таки смог уйти, если вдруг будет нужно.

Я тогда не сомневался ни секунды, что в любой момент смогу вернуться назад в Москву.

Ага, сейчас, размечтался!

5. Череп единорога

То, что я размечтался зря, а «завис» здесь всерьез и надолго, если не навсегда, обнаружилось почти сразу, как только я попытался вернуться домой.

Ничего не получалось.

В первый момент я не поверил. Но когда мои многочисленные попытки ни к чему хорошему не привели, мне захотелось завыть и заорать дурным голосом. Усилием воли я подавил в себе данное бесполезное желание, и стал думать. Все-таки наложила на меня проклятие та ведьма в метро. Или просто сглазила.

Оставалась еще смутная надежда, что в этом мире существует какой-то механизм эвакуации «зависших» игроков. Но я сразу же задвинул эту мысль в самый дальний ящик своего сознания, поскольку сам же переправлял сюда разных личностей, желающих исчезнуть навсегда. Пока никто из них не вернулся. Мне, во всяком случае, об этом ничего известно не было. Но те люди сами хотели уйти, а я-то не хотел! Так что надежда оставалась. Но привычка длиною в жизнь приучила меня к мысли, что надежда — напрасное чувство.

Пришлось тупо размышлять, что мне теперь делать дальше.

Вариантов оказалось немного: нужно найти убийцу или выбраться отсюда. Причем одно не исключало другого.

Довольно быстро я убедил Ольгерда в своей невиновности, и мы перешли на «ты». Несмотря на его врожденную подозрительность, он явно умел хорошо разбираться в людях, и понял, что я никак не мог заколоть этого толстяка. А к моим неожиданным появлениям и исчезновениям из собственных покоев Ольгерд давно уже привык, и считал это чем-то вроде должностных обязанностей. Ольгерд вообще мне тогда здорово помог. Мы дождались вечера, и в темноте старший слуга незаметно провел меня в свой дом.

Мне пришлось рассказать ему, кто я такой и что из себя представляю. Я просто не видел тогда иного выхода. Возможно, Ольгерд чего-то не понял, а чему-то не поверил, но виду, во всяком случае, не показал. Вот ведь что значит многолетняя выучка. Я бы на его месте сразу начал приставать с расспросами.

Ольгерд жил в большом добротном доме на полпути между Дворцом и Ратушей на улице Гончаров. Когда-то давно тут селились ремесленники, но постепенно район заняли небогатые придворные, разбогатевшие купцы, ушедшие на покой рыцари и мелкие дворяне. Более состоятельные граждане традиционно предпочитали дома вокруг Центральной площади или рядом с Ратушей, а мастеровой люд останавливал свой выбор на окрестностях Рыночной площади и столичных окраинах. Но совсем богатые и верхушка высшей знати предпочитали свои загородные дворцы, которые они скромно именовали «домами».