Озеро оказалось необычайно глубоким. Эльбст все погружался и погружался, но не мог достигнуть дна. Внезапно он почувствовал головокружение, похожее на то, что испытал на горной дороге. Но усилием воли справился с ним. Много хуже было то, что от ледяной воды начали неметь мышцы. Вскоре одеревенели даже мышцы шеи, он не мог повернуть голову. Дышать становилось все труднее. Но он не хотел останавливаться, понимая, что на вторую попытку уже не решится. Неудача первого погружения лишит его мужества.
Неожиданно он увидел утопленников. Их было много, очень много для такого маленького озера. Видимо, они копились здесь веками. Найти среди них того, кто был нужен эльбсту, жреца с ключом от ворот в страну богов, казалось невозможным. Если не иметь в запасе того, чем эльбста уже не располагал – времени. Точнее, вечности.
Внезапно он понял, что тоже не сможет подняться на поверхность озера. Его дыхание пресеклось, глаза подернулись мутной пленкой. Но он по инерции продолжал погружаться.
Когда эльбст Роналд достиг дна, он был уже мертв…
Джеррик долго стоял на берегу озера, даже после того, как стало очевидно, что эльбст уже не всплывет. Впрочем, кобольд не сомневался в этом с самого начала. Он знал, что не случайно в древних рукописях это озеро называли Мертвым. Еще никто из тех, кто входил в его воды, не возвращался на берег. Вода в нем оставалась ледяной даже в сильнейший солнцепек. В озере не водились рыбы и не росли водоросли, над ним не летали насекомые, вокруг него не бродили звери. Возможно, из-под земли выделялся ядовитый газ, который убивал всех. Или на озеро было наложено заклятие, которое нельзя снять, потому что это также грозило смертью тому, кто предпримет такую попытку.
Ни в одной из рукописей, прочитанных Джерриком, он не нашел упоминания о том, что именно Мертвое озеро стало последним приютом жреца, хранящего «ключ богов из семи лучей» от таинственной двери в горе Хай Марка, той самой, что надежно защищает портал, открывающий вход во Вселенную. В этой лжи и заключался его, Джеррика, дерзкий план. И он блестяще удался. Могучий и, казалось, бессмертный эльбст Роналд был наконец-то мертв.
– Покойся с миром, повелитель Роналд, – произнес Джеррик перед тем, как уйти. Он достаточно насладился своей победой. И теперь спешил воспользоваться ее плодами. – Нос volo, sic jubeo! Этого я хочу, так приказываю!
Когда Джеррик вернулся, Мичура встретил его понимающим взглядом. Рарог был посвящен в план Джеррика, однако в последний момент не пошел к озеру, чтобы в случае неудачи от всего отречься. Но сейчас он сделал вид, что ничего не произошло, и он не предавал Джеррика. Он мог себе это позволить – за его спиной стояли слепо повиновавшиеся ему рароги. Джеррик был, если вдуматься, всецело в его власти.
– Ты вернулся один? – спросил Мичура. В его глазах читалось, что он еще не принял окончательного решения, как ему поступить.
Джеррик это увидел. И все понял. Но не дрогнул. И это, быть может, спасло ему жизнь.
– Missia est, – торжественно произнес он, отвечая на невысказанный вопрос. – Все кончено.
Карлик был намного меньше рарога ростом. Но это не мешало ему смотреть поверх головы Мичуры. И дух победил плоть.
Мичура склонился перед кобольдом в почтительном поклоне.
– Приветствую тебя, повелитель Джеррик, – произнес рарог.
На обратном пути в Берлин Мичура постарался сделать все от него зависящее, чтобы Джеррик забыл о его минутной слабости, или, как сам рарог это называл, предусмотрительности. Он раболепствовал перед кобольдом не меньше, чем сам кобольд многие годы до этого – перед эльбстом Роналдом. И Джеррик милостиво принимал эти знаки внимания. Он входил в роль главы Совета ХIII.
Джеррик не сомневался, что остальные члены Совета ХIII не будут возражать против его неожиданного возвышения.
А если будут, тем хуже для них, думал карлик, пламенея от ярости при одной только мысли об этом.
Глава 21
Сан-Франциско встретил их холодным туманом.
– И это сентябрь, самый теплый месяц года, – зябко поеживаясь, сказала Евгения. – Кажется, Марк Твен как-то сказал, что самая холодная зима в его жизни – это лето в Сан-Франциско. А, может быть, и не он, но сказано точно.
Она не могла улыбаться, и потому была почти некрасива. Этот город заставлял ее страдать, напоминая о прошлой душевной боли, от которой она так и не смогла избавиться.
Выйдя из терминала, они сели в вагончик автоматизированной монорельсовой дороги, который доставил их до стоянки такси.
Дорога от аэропорта до города была забита раздраженно фыркающими друг на друга автомобилями.
– Мне это напоминает черепах, спешащих на водопой, – заметил Альф. – Пешком было бы быстрее, наверное.
– Тринадцать миль, они же двадцать один километр? – с сомнением произнесла Евгения, очнувшись от своих мыслей. – Мне кажется, далековато для прогулки. Но в остальном ты прав.
В довершение всех бед, им попался словоохотливый водитель. Это был афроамериканец лет пятидесяти, полнотелый и губастый. Не успели они сесть в машину, как он сразу же предложил называть его Джоном.