Химера

Мне было не больше одиннадцати лет, когда началось это суровое испытание. В ночь, которую я запомнил на всю жизнь, меня разбудили позже брата. Бернард был старше меня на три года, и отец поднял его первым, чтобы он помог подготовить лошадь и повозку.

До рассвета оставалось еще несколько часов, и на улице нас окружила прохлада ночи. Мы заспешили прочь от дома и вскоре спустились к реке, где нам предстояло пересечь мост. Дорога за мостом была темной. Здесь не горел ни один фонарь, и ничто не мешало нам тайком войти на кладбище, а затем и покинуть его незамеченными.

Мы все молчали, потому что привлекать к себе внимание было не в наших интересах. В ту ночь было очень сыро — недавно прошел дождь, и в воздухе все еще пахло влагой. Мы медленно шли по мосту. Я помню, как натужно скрипели колеса нашей повозки, грозя любым резким звуком разбудить жителей прилегающих к реке домов вместе с их любопытством. От шкуры нашей престарелой лошади поднимался пар. Ее пыхтение меня немного утешало — это невинное создание было нашим сообщником. Под мостом тихо журчал невидимый в темноте узкий поток. Как только мы перешли через мост, поросшая мхом земля вокруг кладбища поглотила все звуки нашего унылого шествия. Оказавшись за оградой, отец мгновенно повеселел. У него улучшилось настроение, и он спокойно, чуть ли не весело повел нас к новому местопребыванию какой-то усопшей души. Нас называли похитителями трупов или грабителями гробниц.

В детские годы я не был убежденным противником веры в Бога, каким являюсь сейчас. Мой отец не отличался религиозностью, зато верующими были мои дедушка и бабушка. Они-то и дали мне скрупулезную теологическую подготовку. Я очень боялся того, что мы делали по ночам. Из всех смертных грехов, которые способен совершить человек, похищение мертвых казалось мне наихудшим. В детстве мне всегда чудилась гневная рука Господа, занесенная над моей головой и в любое мгновение готовая на нее опуститься. И все же отца я боялся даже больше, чем Бога.

Отец напомнил, что у нас нет ни малейшего повода для страха или беспокойства. Он твердил нам это, пока мы углублялись в могилу, и постепенно нас начал обволакивать запах разложения. Вскоре мы докопались до мягкого сырого деревянного гроба Джаспера Эрла Верти. Крышка лопнула, и из-под нее заструился отвратительный аромат смерти. Я отложил лопату, радуясь тому, что отец сам сорвал крышку и извлек из гроба тело, избавив нас от этой жуткой обязанности. Лицо Джаспера превратилось в просевшую серую маску, его кожа походила на кожуру сгнившего апельсина. Вот так я впервые познакомился с профессией отца.