В том, что притащил в домой фолари, в том, что позволил этому фолари общаться с Десире, в том, что Десире пропала, в том, что фолари взбесился и удрал, в том, что он, Рамиро, напрочь забыл о празднике Коронации, хотя сам напросился, что опять, в который раз, не озаботился приличной одеждой, что господин День названивал ему с утра, как будто у господина Дня нет других забот, что пришлось собирать ему приличную одежду на живую нитку из чего нашлось у лучшего портного Катандераны, когда они уже категорически опаздывали, черт бы тебя побрал, Рамиро Илен.
Теперь Рамиро Илен, наряженный в смокинг и затянутый алой фахой, с рукой на полотняной косынке, боялся лишний раз пошевелиться, чтобы не разошлись вручную сметанные швы.
Денечка был шикарен в костюме тяжелого матового шелка цвета ракушечного песка, с белой орхидеей, приколотой к лацкану. И мрачен, как туча. На лице у него застыло выражение бесконечного терпения. Он даже не донимал Рамиро, выискивая в приемнике лестанскую музыку. Приемник молчал.
Обращение короля, вспомнил Рамиро. Каждый час передают.
Левой рукой он нажал кнопку, покрутил колесико, ловя столичную волну. Приемник покудахтал, пошипел, пропел волнующим контральто "без тебя-а-аа!" и, наконец, заговорил суровым голосом:
… чрезвычайного положения в Катандеране. В связи с появлением в городе опасного существа, которое напрямую угрожает вашим детям, в особенности тем, кто принадлежит к молодежному движению "Химеры", я прошу и требую оказывать всяческое содействие муниципальной службе охраны порядка, и приданным им специалистам. Я прошу и требую сохранять бдительность и спокойствие до тех пор, пока опасность не будет ликвидирована. Во имя безопасности ваших детей, я призываю вас не отпускать их никуда в одиночестве, при любых подозрительных признаках немедленно обращаться в службу охраны порядка. Подписано — его величество король Дара Герейн Лавенг, двадцать первое июня, тысяча девятьсот пятьдесят второго года. — И совсем другим, приветливым женским голосом: — Любезные господа, продолжаем наш концерт. Итак, сегодня для вас поет…
Рамиро отключил приемник.
В воздухе вдруг повис нежнейший хрустальный перебор, День свернул к тротуару и затормозил. На торце обтянутого кожей планшета-поплавка мерцал золотистый огонек.
День откинул крышку, поднял стеклянную пластину — голубой водный отсвет загулял по его озабоченному лицу. Он стянул перчатки и защелкал по клавишам.
Рамиро опустил стекло, выудил из кармана пачку, выковырял папиросу, добыл огонек с третьей попытки.
Прогрессирую. Надо попробовать рисовать левой рукой. А что, герой войны и кавалер ордена "Серебряное сердце", господин Кунрад Илен равно владел обеими. А малыш Раро, если верить Кресте, был когда-то левшой.
— Пропасть, только что передали, что с эскадрильей его высочества связь прервалась. Надеюсь, проблемы технические, а не… другие, — День с пулеметной скоростью стучал по клавишам.
Над головой шелестела листва, в окошко плыл горячий воздух, пахнущий разогретым асфальтом и медом — расцветали липы. Впереди, у перекрестка, перекликались клаксоны.
— Ааа! Пустите! Пустите! Гады, сволочи, пустите меня-аа!
Кричала девушка.
Рамиро высунул голову в окно, оглядываясь. Крики неслись из арки, ведущей во дворы. Редкие прохожие останавливались, из дверей ближайшей кондитерской выглянул плечистый парень в белом переднике. Остановилась мамаша с коляской. Остановился усатый работяга в кепке, с деревянным сундучком в руках.
— Куда вы меня тащите, я ничего не сделала! Отпустите! Мамааа!!!
Рамиро открыл дверь и вылез.
Из арки вышли двое муниципалов в голубой форме, между ними билась, брыкалась и ехала ногами по асфальту девчонка в расхристанной многослойной одежке. Она вопила так отчаянно, будто ее на казнь волокли.
— Мамочка! Мама! Не надо! Отпустите! За что!!!
Сзади дролери в черном комбинезоне с алым значком "Плазмы" на плече вел за руку взлохмаченного подростка. Парень молчал, но перекошенное от боли лицо говорило само за себя.
Следом из арки выбежал дедок в соломенном канотье и с клюкой, а с ним пара мелких пацанов с черными от йода и старых ссадин коленками.
— Ведут химерку, посадят в клетку! Ведут химерку, посадят в клетку!
— Я ничего не сделала-аа! — выла девочка.
— Вы тогось! Тогось! — кричал дед, потрясая клюкой. — Куда деток волокете! Дроли, идолы проклятущие! Своих деток нет, наших забираете!
Заревел младенец в коляске. Залаяла невесть откуда взявшаяся собачонка.
— Уважаемые граждане! — гаркнул один из муниципалов. — Мы выполняем приказ его величества короля Герейна. Просьба содействовать, а не препятствовать!
— Дети — не преступники, чтобы по крышам их отлавливать! — сказал работяга и поставил сундучок с инструментами у ноги. — И руки им выворачивать!
— Дроли распоясались, все под себя подгребают, полстолицы купили, творят, что хотят! — заорали в толпе. — Люди добрые, неужто позволим? Они в дома вламываются, детей из рук материнских вырывают!
— Наших детей хватают и тащат!
— Мамааа!
— Это произвол! Заговор! Пустили козлов в огород!
— Скоро самим жить негде станет! Все сумеречные скупят!