Вдруг какая-то женщина как завизжит: «Караул! Разбился! Насмерть!» А дворник, татарин Иман, засвистел в милицейский свисток. Шайка ребят рассыпалась мгновенно в разные стороны, не забыв прихватить лосиную ногу.
Тут Скорая помощь примчалась, милиция на мотоциклах нарисовалась.
Старшина подошел вразвалку, нагнулся и зачем-то ткнул пальцем в Сашкин нос. И тут неожиданно жизнь вдруг вошла в Сашу. Глаза его осмыслились и увидели над собой красное от мороза, или еще от чего, широкое лицо в милицейской шапке с кокардой.
Сашка вскочил и, не выпуская трубы, побежал через сугробы. Считай босиком, в одном драном носке. Его быстро догнали, с трудом отняли трубу, силком уложили на носилки и увезли в больницу в сопровождении милиционера. Чего-то он там сильно отшиб, но кости целы остались. Короче, парень в рубашке родился.
Делу не дали ход, тем более ни шпану, ни ногу не нашли. Говорили, что спустил на тормозах хозяин ноги. Потому что был большой начальник и, как оказалось, браконьер.
Вот такой был Сашка Бабаев.
Я бы не сказал, что шпаной он был, а скорей отчаянный и не в меру смелый, как говорится, безбашенный. Такие в армии ценятся, когда никто не может с голыми руками на штык полезть, а такие могут.
Я, собственно, редко в последнее время с ним встречался. Потому что в техникуме появились новые товарищи и двое-трое друзей. Часто праздники и дни рождения проходили с ними. Лишь иногда я встречался с Сашей Бабаевым. Редко, но метко. Почти всегда попадал в какую-нибудь историю. Так что мать, наверное, была права, когда противилась нашей дружбе. А может, и не права.
На сегодня мы с нашей группой договорились встретиться у памятника Маяковскому в шесть вечера. Погулять по праздничной Москве, зайти, если повезет, в кафе «Молодежное», полюбоваться салютом, а там как Бог на душу положит. Всего не предугадаешь.
До вечера было далеко, и я зашел к Саше.
Вылезли мы с ним из-за стола, отправились на лестничную площадку покурить. Закурили болгарскую «Шипку», а он и говорит: «Тетка недавно приезжала, бати сестра. Да ты видел ее, копия батя. Монашка из Загорска». «Помню, — говорю, — ну и чё?» «Чё, чё — через плечо. Бидон классного самогона привезла, тройной перегонки. Они там гонят для своих церковных нужд. Я отлил тайком пол-литра. Хочешь хлебнуть?»
Странный вопрос, какой дурак откажется. Тем более тройной перегонки, да еще монастырский.
Он вынес, прикрыв газетой «Правда» бутылку и налил по самый край в большую, голубую, как майское небо, кружку. Я взял, понюхал. Никакой это не самогон. Пахнет родниковой водой. Думаю, насмехается надо мной Сашка. А он говорит: «Пей, пей, не сомневайся». Я выпил. Вода и вода, в животе только тепло стало. Вот и весь эффект.
Сашка налил себе и выпил в один глот. На этом бутылка и кончилась. Я спрашиваю «Чегой-то не пойму, что это?» А он смеется: «Я ж говорил, тройная перегонка. Вот и познакомься. Погоди, погоди, как шарахнет по башке, тут и получишь привет из Загорска». Такие вот дела.
Оделись мы и пошли к Горбушке, где на праздники всегда были народные гуляния и выступали артисты, иногда довольно известные. И чем ближе мы приближались к Дворцу Культуры имени Горбунова, или попросту Горбушке, тем веселее нам становилось. Тройная перегонка явно зашумела в голове.
Народу перед Горбушкой пруд пруди. На открытой сцене артисты плясали, пели, художественно свистели, фокусы разные показывали, даже стих Маяковского про Советский паспорт какой-то заслуженный артист, вполне похожий на поэта, продекламировал, взмахивая рукой как дровосек. А потом всех сменил духовой оркестр с блестящими медными трубами, литаврами и двумя барабанами.
И закружилась толпа в вихре вальса. Фокстроты, кадрили сменяли друг друга. И тут очередь дошла до танго. Я созрел. Одна девчонка мне особенно приглянулась. Симпатичная, с начесанными копной огненно-рыжими волосами, стройная и легкая в танце. Правда, танцевала она в это время с каким-то парнем, с коком на голове. Но это мелочи. Я подошел, отпихнул парня и стал с ней танцевать. Она не удивилась, а только засмеялась, подчиняясь моим «па».
Я в танце был ведущий, а она ведомая. Я тоже смеялся, излучая счастье. И вдруг кто-то сзади схватил меня за шиворот. Я оглянулся — это был тот, обиженный, с коком на башке. Недолго думая врезал я ему в челюсть. Тот не удержался и завалился на спину, заодно сбив с ног нескольких танцоров.
Коконоситель, на беду мою, оказался не один. Несколько парней накинулись на меня и стали мутузить.
Тут откуда ни возьмись появился Сашка. Живо ввинтился в драку. Ну уж в четыре руки — дело другое. У меня сил прибавилось сразу. И понеслось. Вокруг визиг, крики, возникли потасовки, к нам не имеющие никакого отношения. Милиционеры появились, стали хватать меня, Сашку. Мы сопротивлялись отчаянно. А дальше ничего не помню. Память вырубилась начисто. Привет из Загорска. Такие дела.