Химера (СИ)

Ее речь всегда была красивой, наполненной множеством слов, не наделенных смыслом. Пустой звук…  Но как она это говорила!

— Шесть…

Принцесса разрешила мне только посмотреть на казнь…  Это был осознанный выбор. Она всем сердцем жаждала умереть во имя благих целей, понятных лишь ей одной.

— Семь…

Палач опустился на колено, что-то шепнул девушке на ухо и получил взамен белоснежную милую улыбку.

* * *

— Как она прекрасна…  Какая искренняя улыбка…  — слились в синхронном порыве эмоций разум и сердце.

* * *

Чувства бушевали с новой силой, подобно недавней грозе. Нет, не сомнения меня терзали. И не жалость…  И не тоска…  И не горе…  Меня терзали чувства, в которых трудно признаться даже самому себе.

— Девять, десять!

Рука внешне бесчувственного Самсона надавила на отвратительный рычаг. Защелка отстегнула фиксатор. Бездушный нож ухнул вниз…

Полоумное чудовище, вожделеющее крови долгие часы, наконец-то получило долгожданную свободу и разорвало тишину рычанием.

— Шарлотта, я люблю тебя…  — вырвался отчаянный шепот с одеревеневших губ.

Глухой удар…  И какой-то необычный шум…  похожий на звук чмокающих влажных губ…  Поцелуй…  смерти…

Фонтан насыщенно-алой крови со свистом извергся из артерии в перерубленной шее, заливая все вокруг. Эшафот, гильотину, красные мундиры сопровождения.

Хотя уже трудно было назвать шеей обрубок мяса с торчащей в центре белой костью.

Все кончено…  Список обновлен…  Голова в ненасытной глотке корзины…  Еще один «фраг» на счету Сансона.

Можно смело рисовать звезду на фюзеляже. Откуда он у гильотины? Ставим еще одну зарубку на балку машины смерти.

Жуткая боль в бредящей голове…  И пустота в душе…

Толпа взрывается страшным ликующим воплем, словно потерявшее разум раненое животное.

Люди снова могли дышать. Они могли кричать. Словно разрушив колдовские чары, алая кровь смыла ужас в их глазах. Стадо визжало и танцевало в порыве коллективной экзальтации, требуя увидеть голову.

Палач наклонился к корзине, но достал из нее лишь залитый кровью амулет. Он спешно убрал его в глубокий карман.

Я уже видел его раньше…  Ее любимый серебряный паук, с которым она никогда не расставалась.

Сборище ублюдков заводилось все сильней, но Самсон продолжал смиренно смотреть сквозь толпу. Ничто и никто в этом мире не заставило бы его вытащить голову несчастной.

Мы были с ним сейчас похожи как две капли воды. В наших глазах не кипел гнев и не нарастала злость. Там обитало презрение.

Мы оставались единственными людьми среди них. Убийцы…  Один поневоле, второй по призванию…

Внезапно из-за кулис эшафота выскочил невзрачный старикашка с пепельной от седины головой. Он быстро нырнул рукой в «лукошко душ».

Самсон не видел этого, он сейчас мыслями находился далеко отсюда.

Одной рукой «тварь» вытащила за волосы отрубленную голову, а второй с размаху залепила ей пощечину.

В ответ толпа взорвалась, словно атомная бомба. Истерические вопли, визги, стоны, проклятия, гогот и свист. Безумие продолжалось…

Ее сахарные уста зашевелились.

Лицо залилось краской…  Открылись глаза…  Чистые и неестественно голубые, как бездонное морозное небо.

Скопище в ужасе подалось назад…  И вновь воцарилась тишина…  Пронзительная, до рези в ушах…

Лишь на мгновенье наши взгляды встретились, но это значило больше тысячи сказанных слов. В ее глазах не было печали, страданий, ненависти…  Лишь всеохватывающая любовь. Любовь к своей стране. Любовь к предавшему ее народу. И чуть-чуть любви, в пучине которой можно утонуть…  для меня.

— Прости…  Но это все, что я могу для тебя сделать, — прошептал я с болью в сердце, отдернул накидку, выхватил нож и метнул в сторону гильотины.

Не мог я поступить по-другому…  Мгновенье, и я растворился, словно капля, в человеческом море.

Мне не нужно было на это смотреть, я никогда не промахиваюсь. Я знал, что клинок пронзил сердце этого сумасшедшего, и оно остановилось.

— Прощай, Мари Анна Шарлотта! Пусть земля будет тебе пухом. Твоя сокровенная мечта сбылась.

Мир поплыл. Замерцал хаотичными вспышками стробоскопа. Непроницаемая темнота поглотила меня, но, подавившись, выплюнула обратно на свет…

* * *

Я вновь в салоне такси. На том же месте — на площади Конкорда. Сердце бешено колотится о ребра, изнывающие от боли. Кажется, еще чуть-чуть и оно вырвется на волю. Учащенное дыхание никак не восстанавливается. Пот течет ручьем, голова кружится в вальсе, а перед глазами летают черные мушки.

— Месье, вам плохо? — забеспокоился водитель, уставившись на меня.

— Бывало и лучше…

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Вряд ли ты можешь избавить меня от галлюцинаций. Или от кошмаров. Так что…

— Нет, все отлично. Лучше следите за дорогой, а то еще врежемся.

— Хорошо, месье.

— У вас всегда такие пробки?

— Нет, что вы…  Просто Рождество. Много приезжих. Скидки, распродажи…  Люди просто дуреют и валят сюда толпами.

— А далеко до моей гостиницы? — спросил я, превратившись за несколько секунд в эталон спокойствия.

— Вашей гостиницы…  Если честно, то мы ее давно проехали. «Замок Фронтенак» затерян в самом сердце «золотого треугольника». Всего в нескольких шагах от Елисейских полей.