Химера воспитания

Мегера явно хочет сатисфакции, и никакие оладушки ей желаемого удовлетворения не принесут.

Что тогда остается?

Устроить с Вашим сыном «разбор его полетов»?

Это при Мегере-то и ее Мегеренке?

Да Вы только посмотрите сейчас на своего сына!

Он испытывает чувство страха.

Но – не перед наказанием.

Сколь суровым оно бы ни было.

Да, он боится.

Но боится не наказания, а того, что сейчас Вы можете стать на сторону Мегеры с ее Мегеренком.

Ваш сын боится оказаться преданным своей мамой, которую он бесконечно любит, и которой он беспредельно предан.

Вот чего он боится.

А не гипотетического сурового наказания.

И Вы хотите, чтобы самые жуткие опасения Вашего сына сбылись?!

И кто Вы тогда будете после этого??!

Ведь даже Уголовный Кодекс, которого никто не любит, но который все должны чтить, гласит, что близкие родственники подозреваемого или обвиняемого освобождаются от обязанности давать свидетельские показания против него!

Значит, что тогда остается?

Извиниться.

Но не от имени своего сына – тогда им это было бы воспринято как предательство.

И не от себя лично – тогда им это было бы расценено как индульгенция на любые дальнейшие нарушения общепринятых этических правил и норм.

Извинения в таком случае должны быть принесены, начиная со слова мы: «Мы приносим свои извинения, если мы были неправы».

Мы – это слово, с которого начинается семья.

Настоящая.

Сплоченная.

Дружная.

Ведь само слово семья происходит от числительного («семь») и личного местоимения первого лица («я»).

То есть, в семье «я» не один.

В семье «нас-я» столько, сколько есть членов нашей семьи.

И всех нас в семье связывают узы не только кровного родства, но и взаимопонимания и взаимопомощи.

В сложившейся ситуации Вы отчетливо понимаете, что Вашему сыну нужно помочь.

Экстренно.

Поскольку ситуация – экстремальная.

Все «внутренние разборки» – если даже и есть в них необходимость – пот'oм.

Сейчас же необходимы эффективные действия по отражению внешней агрессии.

Касательно вашей семьи.

Позволяющие сохранить ее монолитность, сплоченность, и не идущие вразрез ни с общепринятыми нормами общежития, ни со сложившимися в вашей семье отношениями.

И Вы делаете ход.

Как незаурядный шахматист в неблагоприятно складывающейся для него шахматной партии.

До этого Вы уже сделали «ход конем», принеся извинения от вашего «мы», и приведя тем самым противника в замешательство – такого от Вас явно не ожидали.

А теперь Вы «приносите в жертву ферзя», делая свое предложение оппоненту: «Может быть, Вам дать денег?».

Жертва не принимается: «Я своим ребенком не торгую!», – гневно и непреклонно ответствует Вам Мегера.

В таком случае, как говорится, «всем спасибо за внимание».

«Шах и мат».

На Вас с Вашим сыном напали на вашей же территории.

Нападавшие жаждали сатисфакции.

Они ее получили.

В виде принесенных Вами извинений.

С принесением извинений даже уже неминуемая, казалось бы, дуэль, когда противники уже готовы убить – в прямом смысле этого слова – друг друга, отменяется.

Более того, в качестве дополнительной компенсации за причиненный телесный и материальный ущерб, Вами были предложены деньги.

Чего в такой ситуации можно требовать еще?

«Суда Линча»?

Однако сейчас не девятнадцатый век, и мы с Вами – не в США.

Значит, нравится это Мегере, или же нет, но ей придется признать, что повестка дня ее визита исчерпана.

Однако тут-то и начинается самое существенное, связанное со сложившейся ситуацией.

Вы спрашиваете своего сына: «За что ты побил мальчика?»

В ответ слышите: «Мама, этого я тебе не скажу».

«Ладно», – говорите Вы, – «вот придет папа, и ты ему все расскажешь».

«И папе не скажу», – произносит Ваш сын.

А теперь уже вопрос к Вам, уважаемая мама: как Вы думаете, а за что же, все-таки, Ваш сын ударил мальчика, да так, что «расквасил» тому нос?

Догадались?

Судя по недоуменному выражению Вашего лица, нет, не догадались.

А дело было так.

Мама побитого Вашим сыном мальчика, в тот момент еще пребывающего в полной целости и сохранности, провожая его в школу, выглянула в окошко.

Она так всегда делала: может быть, придется потеплее одеть своего школьника – в зависимости от того, как одеты проходящие мимо прохожие.

И тут в поле ее зрения оказываетесь Вы.

В очередной раз.

Выходящая из своего «парадного», расположенного как раз напротив окна упомянутой наблюдательницы.

И, как всегда, Вы стройны, подтянуты, элегантны.

Несмотря на весьма скромные зарплаты.

Вас и Вашего мужа.

Ни упомянутая наблюдательница, ни, тем более, ее муж, уже давно не живут на зарплату.

Он – как лицо, обремененное званием ответственного работника, – весьма плотно занимается распилом бюджетных средств, и в поте лица своего трудится над получением откатов, не говоря уже о неких материальных благодарностях от просителей его автографов на разрешительных документах.