Химера

Мокрая брусчатка мостовой под ногами, невысокий бортик, сложенный из дикого камня, статуя русалки в центре. Русалка сидит на небольшом плоском валуне, опираясь на него рукой, хвост свесился — плещется в несуществующей воде. Людей, как и обещал двойник, не встретилось — ни здесь, ни поблизости. Стильные, «под старину», фонари не горели. Город никаких препятствий не чинил. Втайне боясь увидеть орды монстров-подобий вроде умершего дяди Коли или человекотрамвая, Андрей стоял с гулко колотящимся сердцем, постепенно успокаиваясь.

Двойник сулил невмешательство Города: «Сначала глаза отведу, дальше уж поздно будет, не успеет он ничего сделать. Но и ты не оплошай. Не думай, не сомневайся — быстрее надо. Не бойся, не умрешь, мне то невыгодно».

— Выгодно-невыгодно, — вздохнул Андрей. — Откуда я знаю?

Страх вернулся, омыл холодной волной. Тихо шептал что-то свое бродяга-ветер, на душе скребли кошки. Андрей упрямо мотнул головой, достал из кармана нож, открыл его — негромкий щелчок фиксатора, — лезвие тускло блеснуло. Купленная роза осталась дома, в вазе. Чтобы восстановить, срастить разрушенную энергетическую структуру-основу фантома нужны были другие дары. Иные. Жертвенные.

«Ты не умрешь, — заверяло отражение. — Кровь воссоздаст проявленье в считанные секунды. Кровь запретна, но это ужасающая мощь и сила. Проявленье, освободившись от его власти, начнет черпать энергию извне, брать из „городских каналов“. А с ним — и ты! Помнишь, крылья за спиной? Ну?! А будет в сто, в тысячу раз лучше! Вскрытые вены затянутся, раны зарастут — в этот миг ты станешь практически бессмертным».

— Я пришел, Инга. Прости меня, если сможешь. Я люблю тебя.

— …люблю тебя, — откликнулось появившееся на краткое мгновение эхо, — люблю… — Исчезло.

Он внимательно наблюдал за происходящим. Стены домов кривились трещинами — Город улыбался. Как мог, как умел. Сейчас всё прекратится, возвратившись к прежнему, привычному ритму. Вернется на круги своя. Сначала оригинал, затем — копия, взывало пыльное древнее знание. Нельзя допустить даже саму возможность их появления. Ее тоже придется уничтожить. Хорошо, равнодушно соглашался Город. Любить — обязанность детей, не родителей. Одной меньше, что ж. Но он совершенно не находил объяснений действиям букашки, отправившей двойника-человека на верную смерть. Крайне странно. Непонятно. Откупиться решил? Бесполезно. Он бы, может, и простил — на время. Зов предрождений миловать не расположен. Опасность! — вопили сторожевые системы гигантского механизма. Уничтожить! Всех! Саму возможность!..

— Я пришел… — Андрей перешагнул бортик, ступив в круг фонтана.

«Уходи! — хотела крикнуть Инга. — Он убьет тебя!!!» И не смогла. «Беги, милый! Зачем ты здесь? — силилась произнести она. — Отражение солгало, то есть сказало правду, но…»

Город вошел в свое проявленье, потянулся к человеку через нее, Ингу, стремясь выпить плещущуюся в теле энергию-жизнь, осушить, точно кубок с вином. И наткнулся на непреодолимую, немыслимую стену! Секундой позже проявленье вылетело из круга, вышвырнутое неведомой силой. А вместе с ним и Город.

Стена расширилась, смыкаясь над фонтаном.

— Я спасу тебя, любимая. Я… — Андрей полоснул ножом по горлу, рассекая яремную вену. Брызнула кровь. Она густыми мощными толчками вытекала из раны, кропя изваяние русалки страшным дождем. Пачкая куртку. Андрей обнял отлитую из металла Ингу, прижался к ней, вздрагивая. Девушка молчала, он совсем ее не чувствовал, ощущение крыльев тоже не приходило. Было холодно, жизнь покидала слабеющее тело. Какое-то время он еще хрипел и дергался, пытаясь зажать разрез рукой. А после обмяк.

Всё закончилось.

Не так, как предполагал Андрей, Инга или Город.

Иначе.

Совершенно по-другому.

Очень долго ничего не происходило.

Ш-ш-ш — ветер шелестел бумагой — рекламками и афишами, расклеенными на специальных стендах. Ветер тосковал, оплакивая отлетевшую в горние выси душу. Играл похоронный марш на водосточных трубах — гнетущие, тягостные, пробирающие до мурашек завывания.

Город, устав штурмовать неподдающуюся стену, бил в набат, стягивая окрест всех, кто под руку попадался: слепки, проявления, подобия, фантомы.

Город чуть ли не бился в истерике: под стеной, подозрительно смахивающей на кокон, отгородившись от мира, шли непонятные, а потому — страшные превращения.

Появления какой бабочки следовало ожидать? Какого чудовища?!

Ветер присел на корточки: он не боялся, наоборот — ждал с интересом.

И вот — заляпанные кровью губы статуи скривились в язвительной усмешке. Черты лица потекли, изменяясь, сквозь них проступил знакомый облик. Оживший Андрей смотрел на Андрея мертвого.

— Дурачок, — почти ласково сказал двойник, придерживая сползающее тело. — Поверил, да? Любовь… Все вы на это покупаетесь.

Актер, вжившись в образ, с трудом выходит из роли — отражение продолжало играть. Для кого? И роль-то уже не та, и пьеса окончилась. Финальные аккорды, занавес. Бурные аплодисменты, если повезет. Но Город давно перестал быть благодарным зрителем: он понял.