Химеры Хемингуэя

— На четверых, — сказала Мишель. Она снова попыталась втиснуть ладонь в мою. Марсель подвел нас к столику. «СКЕГНЕСС ТАК БОДРИТ».

Анастасия расхохоталась над плакатом. Никогда она не бывала так легкомысленна. Ошалела. А Саймон? Никогда не казался он таким трезвым.

— Поехали в Скегнесс, — предложила Анастасия. — Кто со мной? — Она посмотрела на Саймона.

— Пляжи есть и на Ривьере.

— Но туда не попадешь Британской железной дорогой. Составишь компанию, Мишель? Я была плохой подругой, я знаю. Для меня это такая… такая обуза.

— Ты помолвлена?

— Нет, — сказал Саймон. — С чего ты взяла?

— Обуза, — пояснил я Мишель. — А не узы.

— Но почему нет?

— Саймон считает, что мне лучше закончить роман, — ответила Анастасия, — прежде чем мы подумаем о…

— Не хочу, чтобы она отвлекалась, — сказал Саймон. — Я слишком высоко ценю ее работу, не хочу становиться у нее на пути.

— А я ее увижу, Стэси? — спросила Мишель. — Ты же разрешила прочитать Джонатону.

— Да? — Выходит, Анастасия до сих пор не знала даже об этом. В ее глазах — таких ясных за голубыми контактными линзами — я увидел выражение, которое со временем стало мне знакомо, как моя собственная рука, — слепой безнадежный поиск. — Ты видел?

— Только чуть-чуть, — сообщил нам всем Саймон.

— А ты нет? — спросила Анастасия у Мишель.

— Только Джонатон, — сказал Саймон, глядя на меня. — Я доверяю Джонатону как другу. Я уверен, он больше никому не показывал.

— И что ты… думаешь? — спросила меня Анастасия.

— Я думаю, нам нужно сделать заказ, — перебил Саймон. — Сервис здесь в отсутствие Фредерика совсем не такой, как при нем.

— Джонатону не понравилось… Тебе не понравился мой роман?

— Мне? — спросил я. — Я думаю, это одна из лучших вещей, что мне доводилось читать.

— А что еще ты читал? — спросил Саймон. — Ну, в последнее время?

— Сначала расскажи про мой роман.

— Вряд ли Джонатон…

— Ты очень груба с языком — вот что, наверное, шокировало меня больше всего.

— Ты не поверил, что я так умею?

— Я уже думал, что такого никто не умеет, больше никто. Вероятно, Саймон тебе говорил, что я написал два романа, и с каждой фразой я все меньше верил, что язык вообще способен что-то сказать. Я бросил писать. Но тут появляются «Как пали сильные», и английский встречает достойного противника. Чего бы ты ни умела, оно вернуло мне интерес к книгам.

— Честно? — Она улыбнулась. — Тебе не кажется, что я слишком… слишком похожа на другого автора?

— Пора заказать выпивку, Анастасия. — Саймон сказал так, что его услышали за соседними столиками. Официантка ждала. — Что ты будешь?

— Граппу.

— Какую, Анастасия? У них есть разная.

— Выбери за меня. — Она снова повернулась ко мне. — Так ты не думаешь, что я…

— Как я могу за тебя выбрать, Анастасия? Я не знаю, какую граппу ты предпочитаешь.

— Я тоже. — И призналась мне: — Я ее никогда не пробовала.

Саймон решил за нее, потом Мишель выбрала свой любимый херес-крим. По старой привычке я заказал «Лагавулин», и Саймону не оставалось ничего, кроме «Джонни Уокер Блю».

— Закажете что-нибудь из меню? — спросила официантка.

Не знаю, ел ли кто-нибудь из нас в тот вечер, но, поскольку беседа вышла из-под его контроля, Саймон не пожелал связать себя больше, чем уже связал.

— Нет, спасибо, — ответил он.

— Может, десерт? — спросила Мишель.

— Да, десерт, — согласилась Анастасия. — Будешь что-нибудь? — Она посмотрела на меня, потом на Саймона.

— Мы будем сплит «Александра», — сказала Мишель.

— Или яблочный пирог с карамелью? — спросила Анастасия.

— И яблочный пирог с карамелью, — ответила Мишель, — и, я уверена, Джонатон захочет крем-брюле. Что-нибудь еще? Нет? Значит, только эти три.

Когда официантка ушла, Анастасия напомнила мне, что я не ответил на ее вопрос.

— Ты и на мой вопрос не ответил, — вмешался Саймон. — Что ты сейчас читаешь?

— Исключительно всякую ерунду, — ответила за меня Мишель. — Воспоминания этой убийцы-редакторессы Глории Грин, например.

— Мне нравится, что она делает с «Алгонкином», — сказал Саймон. — Придает ему остроты.

Официантка принесла ему «Блю Лейбл» со льдом, как он и заказывал. Анастасия попробовала граппу, поморщилась.

— Тост? — спросила Мишель. — За «Как пали сильные»?

— За «Как пали сильные».

На сей раз Анастасия, отпив граппы, выплюнула и поменялась бокалом с Мишель.

— Так-то лучше, — сказала она и продолжила: — Ты читаешь только ерунду, Джонатон? Ты вроде сказал, что «Как пали сильные» вернули тебе интерес к книгам.

— Да, только сейчас нет книг, которыми стоит интересоваться. Из-за тебя мы все выглядим мошенниками. Которыми и являемся.

— А меня ты не считаешь… мошенницей? — Ее вопрос казался таким кокетливым. Я был глух к скрытым смыслам.

И любезно ответил:

— Я считаю, что те страницы «Как пали сильные», которые я читал, — единственные честные строки, что я видел, с тех пор как бросил писать.

— И читать.

— Мишель преувеличивает. Я просто жду…

— А роман закончен? — спросила Мишель, которая нервничала, как и Саймон, не зная, куда может завести этот разговор. — Ты его опубликуешь?

— Анастасия предпочитает об этом не думать, — сказал Саймон, кладя руку ей на бедро.